Анна Мистунина - Искупление

— Думаю, он уже там.

Слезы хлынули не ручьем — быстрой рекой, когда Тагрия упала перед колдуньей на колени:

— Пожалуйста… Пожалуйста, пожалуйста, отправь туда меня и забери его! Если еще не поздно! Пожалуйста!

— Встань, — приказала Сильная. Магия в ее голосе попросту вздернула Тагрию на ноги. — Мне не нужны сцены. Идем, и молчи, если хочешь жить.

— Я не хочу жить, — вскрикнула Тагрия, когда твердая рука уже подтолкнула ее навстречу красновато-черной самке грифона. — Ну пожалуйста! Ведь ты же человек!

Удивительно — Сильная Кати остановилась.

— Вы оба умрете, какая разница, раньше или позже? — спросила она как будто с интересом. — На что ты надеешься?

— Я не надеюсь, — всхлипнула Тагрия. — Пожалуйста!

— Сомневаюсь, что он еще жив, девочка. Что же… Стой здесь и не шевелись. Попробуешь сбежать — я сама убью твоего брата.

— Я не попробую! Только пожалуйста, пожалуйста!

— Хватит.

Она быстро зашагала обратно — высокая, уверенная. Утреннее солнце блеском отражалось от ее костюма. Встречные маги почтительно уступали ей дорогу, рабы же попросту шарахались в стороны. Тагрия не верила своей надежде, глядя вслед.

И не поверила своему счастью, когда Сильная Кати вышла из-за шатров с бледным, замученным, но совершенно точно живым Бетараном. Всхлипнув, Тагрия хотела бежать навстречу, но изогнутый грифоний клюв преградил путь — еще немного, и ей досталось бы по голове.

— Я велела тебе не шевелиться, — сказала, подойдя, Сильная.

— Спасибо!

— Садимся.

Один за другим грифоны взмывали над лесом и летели к востоку, клиньями, как огромные перелетные птицы. Куда ни кинь глаз, всюду были грифоны, все небо заполнилось их черными и золотыми телами. Взмахи могучих крыльев гнали ветер. С земли это, наверно, казалось настоящей бурей. Ни один не отправился в путь налегке, каждому досталась или доля груза, или два-три седока — среди них были и полукровки, и рабы. В ушах свистел и кричал воздух. Делалось все холоднее. Мягкие, похожие на охапки пуха облака проплывали прямо над головой. Тагрия едва дышала, зажатая между Сильной и Бетараном. Крепко обнимая брата, она чувствовала, как бьется его сердце и была бы почти счастлива, если бы от тряски то и дело не начинало тошнить. Правда, тошнило теперь по любому поводу — прощальный подарочек его светлости барона Мория, чтоб ему подавиться.

Полет длился и длился. Тагрия не могла посмотреть вниз, не видела ничего, кроме близких облаков и летящих справа и слева грифонов — черного и золотого с черными крыльями, да растрепанного затылка Бетарана прямо перед собой. Пытаясь отвлечься от тошноты, принялась гадать, куда торопятся маги. Едва ли в битву — тяжело нагруженные грифоны не смогут, как в легендах, ударом разрывать коня и всадника. Хорошо бы они решили поселиться всем народом где-нибудь в пустыне и оставить истинных людей в покое, но вряд ли, ох, вряд ли!

«Надеюсь, ты знаешь, что тут делается… Я не сержусь, что ты за мной не пришел, совсем нет, я понимаю. Но все-таки, надеюсь, ты знаешь…»

Тошнота подступала все крепче, хоть в желудке и было пусто — в последний раз ее кормили вчера вечером. Тагрия негромко застонала сквозь зубы. Сильная Кати произнесла что-то на языке магов. И вдруг, без предупреждения, черная грифоница ринулась вниз. Тагрия ахнула, Бетаран вцепился в ее руки. Испугался все-таки! Остальные грифоны как ни в чем не бывало продолжили полет. Тагрия ясно почувствовала, почти увидела, как густая тень заклятия накрывает, прячет от их взглядов пропавшую грифоницу. Тошнота стала невыносимой, но когтистые лапы уже коснулись земли.

— Отойди в сторону, — сказала Сильная.

Тагрия кубарем скатилась вниз. Отбежав, упала на колени, и ее долго рвало желчью в широкие резные листья папоротника. Ужасно, отвратительно! Даже смерть показалась не такой уж страшной.

— Ненавижу тебя, Морий, — пробормотала она, когда судороги прекратились.

Встав, огляделась. Вокруг тянулись к небу изящные стволы сосен, в узком просвете между ними расположилась грифоница: улеглась, опустив голову на вытянутые лапы, как будто собралась подремать часок-другой, ничуть не беспокоясь об улетевших сородичах. Сильная Кати задумчиво поглаживала ее перья. Бетаран с потерянным видом стоял рядом.

Вся картина отдавала горькой желтизной.

Спотыкаясь, Тагрия приковыляла к ближайшей сосне, у ствола которой заметила свежую поросль. Нарвав иголок, сердито засунула их в рот. Разжевала. Хвойная свежесть притупила горечь во рту, и дышать стало легче. С новой порцией иголок Тагрия вернулась к Сильной.

— Располагайся, — сказала та. — Придется выждать, пока они улетят достаточно далеко.

— По… почему?

— Нам с вами в другую сторону, — ответила Сильная Кати и улыбнулась.

По-настоящему улыбнулась.

Часть вторая. КОЛДУНЬЯ

— При всем уважении, Сильнейший, твой новый план еще безумнее первого.

Сильный Норн, один из четырех оставшихся в живых членов Совета, с подозрением принюхался к содержимому своего кубка. По словам травников, собранные ими лесные травы обостряли восприятие ничуть не хуже веками культивируемых чаев Долины. Увы, запах и вкус своего детища травники благоразумно обошли молчанием.

Слегка нарочитое отвращение Норна заставило Кати насмешливо сощурить глаза и сделать глоток. Не так и плохо — если вспомнить, что они пили несколько лет назад. Отставив кубок, Кати посмотрела на главу Совета.

Амон Сильнейший молчал, давая высказаться остальным. Самый древний и, без сомнения, самый могущественный маг известного мира — согласно убеждениям остатков великого народа, не сохранивших ничего, кроме этой веры, хронической судороги в стиснутых челюстях и гордости, не раз уже губившей их и вскорости грозящей погубить окончательно. У Кати были причины сомневаться в абсолютном превосходстве Амона и причины держать эти сомнения при себе. У других, вероятно — тоже.

Молчание затягивалось, и Амон наконец ответил Норну:

— Это значит, ты против?

— Как ни странно, я — за. Из всех безумных идей, принятых нами в последнее время, эта единственная может в действительности изменить ситуацию.

Кати улыбнулась. Безумная идея, упомянутая Норном, принадлежала ей, и принята была ценой ожесточенных споров, когда четверка Сильных едва не устроила прелестную магическую драку. Тогда еще жива была Тари. Как и Норн, она посчитала кощунством саму мысль увеличить количество магов за счет рассеянных по окраинам Империи полукровок. Но слишком многие пали от рук дикарей. Лэйн неохотно поддержал Кати, и Амон, поразмыслив — тоже. Возможно, он и сам обдумывал нечто подобное, еще с тех пор, как убедился в способностях своего сына. Надо ли говорить, что изгои, не питавшие теплых чувств к Империи дикарей, с готовностью откликались на зов «настоящих» магов? Так их ряды пополнились более чем полутысячей ошалевших от радости, отчаянно неграмотных дальних родственников. Некоторые, впрочем, проявили неплохие способности, да и при столкновениях теперь можно было подставить их под удар и тем сберечь более ценные жизни. Так что идея себя оправдала, и возмущался Норн исключительно из упрямства.