Анна Мистунина - Искупление

Очнулась в темноте. Тела не чувствовала совсем, как будто оно уже умерло, даже голова не болела. Рядом по-прежнему никого не было. Только тьма, непроглядная, как отчаяние в сердце, как страх в душе, негромкие голоса в отдалении, редкие шаги да настырные, зовущие крики ночных птиц.

Пробовать магию Тагрия не посмела — хватило одного раза. Наверняка это новое заклятие мешает ей и, чего доброго, задушит до смерти, вздумай Тагрия бороться.

На помощь звать было некого. Оставалось только плакать, и бояться, и мечтать, чтобы закончился глупый страшный сон, и солнце поднялось над замком барона Дилосского, а лучше — над дедушкиным домом. Чтобы лезли в щели между ставен звонкие лучи, сердито щурился сонный Бетаран, и пора было доить старушку Дуреху и гнать ее в стадо, а потом завтракать хлебом с теплым молоком. А память о тьме и ужасе хранило бы только спрятанное под одеждой кольцо с полупрозрачным зеленым камнем.

Намечтавшись и наплакавшись, Тагрия заметила, что мокрые ресницы разлепились. Правый глаз открылся. Правда, видел он лишь темноту, но ведь и левому пока что везло не больше. Осторожно, потихоньку она принялась напрягать мышцы — руки, ноги, снова руки. Нет, ее тело не умерло, оно просто смертельно затекло. Теперь онемение проходило, вместо него наступала боль. Тагрия тяжело дышала сквозь зубы. Руки, ноги, плечи. Время катилось темными волнами. То ли ночь стала бесконечной, то ли утро вообще больше не наступит? Руки, ноги, пальцы. Где Бетаран, жив ли он еще? Тагрия упрямо верила: жив. Смерть брата она ощутила бы даже в обмороке, даже под заклятием.

Руки, ноги. Как больно! Но пальцы уже шевелятся — чуть-чуть, мешают веревки. Смешно сказать: опутали с ног до головы, но не убили! Непонятно, чего они ждут? Реши Карий ее спасти, давно был бы здесь. И погиб бы, наверное. Хорошо, что он не пришел. Только бы узнать, что с Бетараном! И что будет дальше — что угодно, лишь бы не эта бесконечная темнота.

Когда сквозь серую ткань забрезжил серый утренний свет, к Тагрии наконец-то пришли. Две женщины из истинных людей, по виду крестьянки, с глупо-счастливыми лицами рабынь, принесли воды в глиняном кувшине, ломтики вяленого мяса и хлеб. Сопровождавший их маг ослабил веревки, так что Тагрия смогла поесть. Напрасная забота — от одного вида пищи ее скрутила жестокая тошнота. Отодвинув мясо, она с жадностью напилась холодной воды.

Потом ее сводили туда, где поодаль от хозяйских палаток находилось отхожее место для рабов. И все время маг был рядом, и его надутое отвращение казалось еще обидней оттого, что кожа его была ненамного темней, чем у самой Тагрии. Тинкал, незадачливый разбойник, оказался прав. Настоящие колдуны больше не убивали полукровок — их принимали и учили магии.

Немолодой уже полумаг хлебнул, наверное, доброты истинных людей. Что удивительного, если теперь он рад отплатить тем же? Тагрия притворилась, что не слышит его брезгливого ворчания. Молча дала отвести себя обратно в палатку, села на пол. Маг-полукровка старательно затянул путы. И ушел вслед за рабынями.

До вечера ее не беспокоили. Шевелиться Тагрия не могла, использовать магию — тоже. Попробовав, она тут же лишилась сознания. Очнулась разбитой, как после долгой болезни, с безобразным предчувствием смерти, готовой вот-вот обрушиться и положить конец мучениям. В голове тут же нарисовались картины, одна другой краше: острые ножи, большие сосуды с кровью — не их ли намедни отмывала на реке? Вспомнилась и болтовня о грифонах, поедающих людей. Что ж, если бы могла выбирать, Тагрия предпочла бы грифонов.

Вечером ее опять накормили — на этот раз Тагрия без возражений сгрызла жесткое мясо — и сводили к яме. Женщин-рабынь сопровождал другой полукровка. Он остался, когда ушли рабыни и, усевшись на корточки, с любопытством заглянул Тагрии в лицо. Смертельные предчувствия закипели, выплескиваясь через край. Лежа на полу без движения, Тагрия могла только смотреть на него снизу вверх — на мальчика, что был той ночью в палатке с Сильнейшим.

— Значит, это ты потаскуха моего отца?

От удивления Тагрия даже не обиделась на «потаскуху».

— Твоего отца? — голос ее сипел, как будто разучился звучать.

— Я думал, ты красавица. А ты… ты похожа на крысу. Ему такие нравятся, да?

— Не знаю. О ком ты говоришь?

— О моем отце, разумеется. А ты и не знала, что у него есть сын?

Трудно шутить, когда внутри все ноет от страха. Но все же Тагрия попыталась:

— У твоего отца есть сын? Ни за что бы не подумала! Он маг?

Мальчик презрительно сморщился:

— Он предатель! Он выбрал дикарей, ну, а я выбрал магов. Он еще пожалеет, что не захотел меня признавать! И он, и добренький император! А ты — знаешь, что будет с тобой?

Он уселся поудобнее, явно желая рассказать Тагрии обо всем, что ее с нею будет. Шутить больше не хотелось. Нисколько. Спрашивая, она уже знала ответ.

— Как зовут твоего отца?

Мальчик ответил — видно, ему нравилось это повторять:

— Мой отец — Карий, брат-принц, а мать — Лаита, герцогиня Тосская, которую он изнасиловал. Я должен быть наследником, раз у императора нет своих детей! Но они не захотели меня признавать, они заточили мою мать в темницу, и поэтому я…

— Ты, наверно, ошибаешься. Кто тебе такое сказал? Маги? Это неправда. Я знаю Кария…

— Нет, не знаешь! — перебил мальчик. — И не тебе судить об этом, хоть он и научил тебя магии! Знаешь, зачем я пришел? Я пришел взять тебя, как он взял мою мать. Сильнейший, мой дед, разрешил, но ты похожа на крысу. Я тебя не хочу. Я отомщу иначе. Я тебя убью, уже скоро, и возьму Силу твоей крови. Мой отец не умрет, пока я ему не расскажу, что отомстил за маму. Он узнает, как это больно, а потом я убью его. Сильнейший обещал, что я сделаю это сам. Это мой долг — отомстить за нее. И еще за то, что он предал деда и свой народ. Ты понимаешь? Будет справедливо, если я убью и тебя, и его.

Отец и сын. Тагрию замутило. «Вранье» — хотелось ей сказать, но в глазах мальчика она узнавала Кария так же, как недавно узнала его в Сильнейшем.

— Если это правда… Если так, он твой отец, родная кровь. Разве можно так ненавидеть отца?

Он возмущенно ахнул, рука его потянулась к поясу, как будто за мечом. Но меча не было. Тогда мальчик замахнулся — Тагрия зажмурилась, но удара так и не дождалась. На словах сын Кария был грознее, чем на деле.

— Если бы ты его узнал, — сказала Тагрия. — Ты бы понял, что он не такой. Ты просто его не знаешь…

— Ты знаешь, да, потаскуха?! — мальчик вскочил и теперь смотрел сверху вниз, сжимая кулаки. — Почему он выбрал тебя, а не мою мать? Она прекраснейшая из женщин, а ты…

Он был все-таки похож. Наверно, поэтому его злость не могла обмануть Тагрию. Она ответила — не врагу и убийце, а плачущему мальчишке: