Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-консорт

Мы трое с яростными криками рубили и рубили в бешеном темпе, после которого только упасть и умереть, монстр остановился, прогремел рев, сильным ударом корпуса чудовище сбило одного на землю и прижало лапой, но по его залитому кровью телу прошла дрожь. Он качнулся, судорога тряхнула с головы до лап, и, взревев уже не с такой мощью, рухнул на землю.

Я упер острие залитого кровью меча в землю и, держась за него, пытался удержать впрыгивающее из груди сердце. Рядом хрипит бледный как смерть Хреймдар, а последний из оставшихся на ногах рыцарей подошел, пошатываясь и глядя изумленными глазами. Щеку раскроила глубокая рана, я рассмотрел сквозь прорезь белые зубы.

Он чуть наклонил голову, на больший поклон не решился, чтобы не рухнуть от слабости.

— Кто вы?

— Те, — ответил я хрипло, — кто… помог…

Он смотрел с огромным изумлением, я протянул руку и коснулся кончиками пальцев его щеки. Холод ожег по самую ладонь, я удержал ее, хотя спинной мозг вопит в ужасе и требует отдернуть.

Рана на его щеке не закрывается, а я почему‑то не чувствую ни тепла, ни холода в своей ладони.

Он всмотрелся в мое лицо.

— Как ваше имя, сэр?

— Ричард, — ответил я хриплым голосом, грудь все еще ходит ходуном, а сердце колотится бешено, обеспечивая ускоренный метаболизм. — Паладин Господа, крестоносец и Защитник Веры.

Он проговорил медленно, не отрывая от меня изумленного взгляда:

— Вот оно что… Вера теперь настолько сильна?..

— Достаточно, — ответил я настороженно. — Кто вы, сэр?

— Граф Эскорианд, — назвался он. — Мы четверо однажды ушли с поста к гулящим девкам, а чудовище, от которого мы охраняли вход, прорвалось в город и учинило бойню…

— Гм, — проговорил я, не зная, что сказать, — это… оно?

— Да, — ответил он, — и потому мы были осуждены искать его, пока не уничтожим силами нас четверых.

— А это непросто? — проговорил я.

— Оно убивало нас семьдесят три раза, — сказал он просто. — Но вы помогли нам…

— И, — сказал я, — вы… все выполнили?

Он медленно кивнул, рана на лице осталась такой же жуткой, я все еще видел окровавленные десны и желтые коренные зубы через этот разрез, но кровь… почему‑то не струится.

Медленно он подал руку оставшемуся в живых соратнику, на которого монстр наступил и смял ему панцирь, но тот покачал головой и прошептал:

— Не смогу…

Рыцарь сказал замедленным голосом:

— Хотя теперь это и неважно.

Его тело странно осветилось, я охнул и задержал дыхание. Чистый свет ударил из глаз, затем разом из груди, плеч. Через мгновение он стоял, счастливо улыбающийся и раскинув руки, рана на щеке исчезла.

Я отступил на шаг, не в силах смотреть на яркий свет, а он, резко помолодевший, вскрикнул с восторгом:

— Мы прощены!..

Второй проговорил с земли слабым голосом:

— Мы возвращаемся.

Его тоже охватил свет, и через мгновение, когда разом погасло, я видел только блестящие от крови монстра мелкие камешки. Я оглянулся на тех двоих, что погибли в пасти монстра, но их тела тоже превратились в свет.

Хреймдар охнул, как мне показалось, с жалостью. Туша диковинного чудовища, из которого можно было наковырять чего‑то ценного, исчезла, даже галька под ногами стала сухой и тусклой.

— Кто… они были?

Я пожал плечами.

— Это ж вы эрудит. Я только отважный рубатель.

Он покачал головой, взгляд его серых глаз, устремленный на меня, показался мне чересчур странным.

— Ваше высочество, вы это вот называете скучными занятиями политика?

— Ну, — протянул я, — как бы да. Увязаю в житейских буднях… Вот так и жизнь пройдет в подобной мелочной суете, а потом вспомнить будет нечего!

Он просипел, тяжело отсапываясь:

— Не… че… го?

— Ну да, — сказал я сердито. — Может быть, я рожден для великих дел? Кто знает?.. Но так и прокопаешься в таком вот… Как будто можно перебить всех гадов своими руками! Нет, надо систему менять…

Он сказал вздрагивающим голосом:

— Меняйте, а я теперь вообще не высуну носа из своей башни! Ничего себе житейские мелочи.

Меня самого встряхивало после пережитого, но мы, мужчины, немножко актеры даже в отсутствие женщин, я сделал вид, что зевнул, и сказал уныло:

— Да — да, вы правы. Мне пора. Завтра коронация. А потом я… фью!

— Вас только церемония держит?

— Для народа она все, — напомнил я важно. — Потому для его спокойствия и умиротворения мы сделаем все. Даже нарядимся этими клоунами.

Он огляделся.

— Судя по тому, что это черное тащило нас сквозь камни недолго… мы все еще в Мезине?

— Недолго, — сказал я, — не показатель. За это время мог бы утащить нас на край света. Но я просил…

— Велели!

— Велел, — согласился я скромно, — велел отнести к ближайшей щели. В смысле, расщелине в земле, а то улыбочка у вас что‑то больно ехидная.! Так что да, в Мезине. Как предполагаю, я не очень уж географист… А что, подумываете ножками — ножками? С палочкой в руке? Чтобы собак отгонять?

— В другой раз, — ответил он.

— Или фьють, — спросил я, — и в своей башне?

Он вздохнул.

— Не смогу вот так сразу. Заклинание готовить нужно долго, а еще и силы копить. У меня было наготове то, останавливающее… Его я приготовил на случай, если бы вдруг в недрах что‑то напало.

— Тогда как?

Он посмотрел на меня с сомнением.

— Я смогу. А вот как вы?

— Тоже, — ответил я скромно. — Двумя… нет, тремя способами.

— С ума сошли, — пробормотал он. — Даже тремя? Тогда… ну, давайте! Вы обратно к своему коню и собачке?

— Не к жене же, — ответил я.

Он вздохнул, опустил голову и пробормотал короткое заклинание. Некоторое время ничего не происходило, я видел, как он сосредоточивается, стискивает кулаки, затем тело его начало деформироваться и опускаться к земле, словно из него разом выдернули все кости.

А оттуда поднялась огромная взъерошенная птица, посмотрела на меня дикими глазами.

— Осторожно, — сказал я, — птичка, не вздумай клюнуть.

Птица смотрела недоверчиво, как я опустился на четвереньки, а поднялся уже птеродактилем, с гладкой блестящей кожей и туго натянутыми перепонками на могучих крыльях.

Некоторое время мы ревниво рассматривали друг друга, хотя у него, похоже, некоторое преимущество в скорости полета, зато у меня наверняка выше драчливая мощь и защита, затем мы церемонно раскланялись, у птиц и птеродактилей это получается намного лучше, чем у людей, журавли так вообще обожают танцы, повернулись одновременно друг к другу спинами, как в синхронном плавании, и разом прыгнули в небо, даже не отталкиваясь задницами.