Марина Дяченко - Алена и Аспирин

Аспирин запнулся. Алена смотрела в пол, и это было хорошо: подари она сейчас свой обычный презрительный взгляд – и он ушел бы, ни о чем больше не спрашивая.

– А с кем ты говоришь, если я все равно не могу понять?

Она помолчала.

– Сама с собой, – призналась наконец. – Знаешь… мне просто надо было идти, как будто я их не вижу. Надо было идти…

Аспирин перевел взгляд на Мишутку.

– Ну что ты смотришь на него, как на мясника! – в глазах Алены была теперь прежняя злость. – Он не убийца… если его не вынудить.

– Ладно, – сказал он примирительно. – Я просто не могу понять, как ты с таким защитником можешь их, мелких скотов, бояться.

– Ты ничего не можешь понять, – сказала она горько. – Один из них, если хочешь знать… может быть моим братом. Любой. Может, он себя не помнит. Может, он сошел с ума от всего этого… мира, стал его частью… даже самой скверной частью… Я все время об этом думаю, думаю… он потонул в ненависти, как в дерьме, сам стал куском ненависти… и страха. Он вот так… превратился в такое… а эти проклятые пальцы не хотят слушаться!

И она изо всех сил ударила правой рукой по пальцам левой. Замахнулась еще раз, но Аспирин схватил ее за руки:

– Тихо! Истеричка…

Она задергалась. Аспирин был сильнее. Она поддалась, вздохнула, несильно оттолкнула его:

– Все… Отпусти.

Он выпустил ее руки. Она ушла на противоположный конец комнаты, уселась на диван рядом с Мишуткой. Аспирин запоздало испугался: что, если бы эта тварь сочла его поступок – агрессией?

– Ничего не бывает сразу, – сказал он, отступая к двери. – Нельзя выучиться играть за один день. Даже на трещотке.

– Мне надо заниматься, – сказала Алена глухо. Аспирин вспомнил, что и ему пора в «Куклабак».

Когда он вернулся – в половине третьего ночи – Алена все еще играла. Негромко. Щипком.

– Алексей, – сказал консьерж Вася. – Можно тебя на минуту?

Аспирин подошел к стеклянному окошечку, обрамленному памятками и объявлениями. Облокотился о дощечку-подоконник:

– Да?

Консьерж Вася был не в духе.

– Дочка твоя… такое мне сегодня выдала… Я к ней по-доброму: что там в школе у тебя? Если первая смена, чего по утрам шатаешься? А если вторая – так ты по вечерам со скрипкой ходишь… Отец, мол, знает, что ты прогуливаешь? А она мне… вот ей-богу, если бы моя внучка такое кому-то выдала, снял бы ремень да и надавал бы по первое число.

– Матом, что ли? – спросил озадаченный Аспирин.

Вася насупился:

– Если бы матом… А так – слова такие… хуже чем матом, ей-богу. И смотрит… как будто я грязь! Хуже грязи!

– Разберусь, – пообещал Аспирин.

Алены не было дома. В холодильнике он нашел куриное жаркое, взял себе порцию, разогрел в микроволновке. Интересно, а консьерж Вася гипотетически может быть Алениным братом? Падшим, условно говоря, ангелом, который не помнит себя?

«Смотрит, как будто я хуже грязи». Аспирин прекрасно знал, как выглядит этот Аленин взгляд. Многократно испытал на себе.

Он дожевывал последний кусок мяса, когда зазвонил телефон.

– Алло?

– Добрый день, – незнакомый женский голос. – Можно Алексея Игоревича?

– Да. Это я.

– Здравствуйте. Я учительница Алены из музыкальной школы, Светлана Николаевна меня зовут. Я хотела бы с вами поговорить. Лучше бы при встрече, но если вы заняты…

– Я очень занят.

– Тогда можно по телефону, – согласилась трубка. – Я педагог с пятнадцатилетним стажем, и ни разу – ни разу! – у меня не было таких учеников, как ваша дочь. Она поздно начала, конечно, поздновато. Но она очень талантлива. А что самое главное – она одержима музыкой. У нее несомненно большое будущее, очень большое…

– Чем я могу вам помочь? – грубовато оборвал Аспирин.

Трубка не смутилась:

– Я вот что хочу сказать. Вам, конечно, будут делать всякие предложения.

– То есть?

– В десятилетку, разумеется. Возможно, вам будут сулить разное… чтобы вы сменили педагога. Решать, разумеется, вам, но я бы посоветовала не спешить. У меня четверо выпускников блестяще закончили училище… Одна девочка поступет в консерваторию… А в десятилетке очень часто калечат детей, морально ломают их, понимаете, мне бы не хотелось, чтобы такой дар, как у Алены… Чтобы он стал удовлетворением чьих-то амбиций…

– Понятно, – с легким сердцем сказал Аспирин. – Но не я решаю. Она сама поступила в школу, она сама выбирает, где ей учиться. Разговаривайте с ней.

– Тем не менее подумайте, – не сдавалась трубка.

– Подумаю. До свидания.

Повернулся ключ в замке. Алена стояла на пороге, набыченная и красная.

– Опять полаялась с Васей? – вырвалось у Аспирина.

– А чего он, – Алена мотнула головой, – чего он пристал? Нет таких законов, чтобы заставить меня ходить в эту дурацкую школу… Ведь нет?

– Не знаю, – честно признался Аспирин. – Законы, скорее всего, есть, вот их выполнение…

– Плевать, – Алена поморщилась по-взрослому брюзгливо. Стянула растоптанные кроссовки (полосатые носочки больше не были чистыми), босиком направилась к себе в комнату.

– Мне твоя учительница звонила, – сказал Аспирин.

Алена обернулась в дверях:

– Зачем?

– Боится, чтобы тебя не свели у нее из-под носа. Сокровище, – Аспирин хихикнул.

Алена смерила его презрительным взглядом.

Дверь за ней закрылась.

– Алло, – сказала мама, и голос у нее был почему-то напряженный. – Лешенька?

– Привет, мам.

– Как дела? Ты здоров?

– Совершенно.

– Что с работой?

– Как обычно. Все путем…

– Леша, – голос матери посуровел, – что это за ребенок у тебя живет? Чей это ребенок?

Аспирин ждал этого звонка со дня на день. Шила в мешке…

Настучали, доброжелатели.

– Это, – отпираться не имело смысла, – это… моя дочь. Из Первомайска.

Пауза. Аспирин представил себе лицо матери, как она молчит – там, в Лондоне, на другом конце провода. Чуть не поперхнулся.

– Ну, так получилось, – сказал, оправдываясь. – Она скоро уедет к матери. Такое дело.

– Ты сведешь меня в могилу, – сказала мать, и голос у нее был в самом деле загробный.

– Да что такого, мам? Она хорошая девочка. Неизбалованная. И она скоро уедет.

– Сколько ей лет?

– Оди… одиннадцать.

– Алексей, – мать, наверное, сурово сжала губы. – Ты мне не врешь?

– Нет, – сказал он так безмятежно, как мог.

Мать не поверила.

В конце сентября похолодало. Стоя у окна в кухне, Аспирин смотрел, как идет на занятия Алена – воротник куртки поднят до ушей, голова втянута в плечи. Футляр со скрипкой прижат к груди, как оружие возмездия. Из-за спины выглядывает упакованный в ранец Мишутка.