Пол Андерсон - Три сердца и три льва
Карау похвалил каштанового мерина Алианоры, но предложил обзавестись еще и мулом, который повезет Хуги и запасы провизии. Потом он ушел в город, где накупил на рынке всякой всячины.
Они рано легли спать, и Хольгер долго ворочался с боку на бок. Он думал о том, что, несмотря на меры предосторожности, фея Моргана будет, конечно, знать все. И пойдет на все, чтобы им помешать.
Глава 18
Две первые ночи они останавливались на ночлег в деревенских домах. Хольгер, опасаясь невольных оговорок и разоблачения, старался держать язык за зубами, зато сарацин говорил за двоих. Он был так галантен, остроумен, весел и уделял Алианоре так много внимания, что Хольгер становился все более угрюмым и молчаливым. Он не имел на Алианору никаких прав, у него не было даже права на ревность, но отчего-то он все чаше чувствовал ее болезненные уколы.
На третий день они оставили позади последнее человеческое селение и провели ночь в пастушьей хижине, хозяин которой не пожалел для них жутких историй о нравах дикарей, наводящих ужас на местное население. Еще более страшные дела творили, по его словам, тролли, изредка наведывающиеся в пределы человеческого жилья.
И вот утром они вступили на землю, населенную каннибалами. Дорога вновь повела их в горы, но куда более высокие и крутые, чем те, которые лежали на востоке. Алианора сообщила, что по другую сторону этих гор нет ничего, кроме холода, тьмы и льда, и только полярное сияние освещает глубокий мрак страны, принадлежащей великанам.
Конечной целью их путешествия было плоскогорье у подножия самой высокой горной гряды. Идти туда нужно было не меньше семи дней, да все по земле, полной смертельных опасностей.
Тропа вела их вверх — через скалы, изуродованные лавинами и изглоданные ветрами, по острым как бритва камням, вдоль ущелий, никогда не видевших солнца. Леса остались внизу, а здесь было нищее царство карликовых деревьев и жесткой сухой травы. По ночам на землю падали заморозки. Солнце было здесь бледным, а звезды — огромными и колючими. То и дело приходилось переправляться через ледяные реки, с ревом летящие со скал. Лошади напрягали все силы, чтобы справиться с бурным течением. Только Хуги удавалось оставаться после переправ сухим — его ноги едва доходили до края тюков, на которых он восседал.
Карау сразу простыл, стал чихать и сморкаться, но упорно продолжал сопровождать их.
— Когда я вернусь домой, — мечтательно говорил он, — я улягусь на солнцепеке под цветущим деревом. Музыканты будут играть для меня, а наложницы — класть в рот виноград. Но, конечно, я буду заниматься и физическими упражнениями, чтобы сохранить форму, — два раза в день крутить ручную мельницу и молоть себе кофе. А когда через несколько месяцев мне наскучит такая жизнь, я отправлюсь в новое странствие, далеко-далеко — в кофейню на другой улице.
— Кофе… — вздохнул Хольгер и вспомнил, что табак у него уже закончился.
Время от времени Алианора превращалась в лебедя и улетала вперед, чтобы разведать путь. На четвертый день, когда она в очередной раз поднялась в воздух, Карау взглянул на Хольгера и сказал с необычной для него серьезностью:
— Несмотря на своеобразное ее одеяние, редко встретишь подобную красавицу.
— Я тоже так думаю, — согласился Хольгер.
— Прости мою дерзость, но господь дал мне глаза, чтобы видеть. Она не принадлежит тебе, не так ли?
— Нет.
— С твоей стороны это просто глупость.
— То же самое и я говорю ему, — вмешался карлик. — Пречудное это изобретение — рыцарь. Обойдет всю землю, чтобы деву спасти, а после не знает, что с ней творить. Разве что отвезет ее домой да, набравшись смелости, упадет на колени, чтобы выпросить ленточку на рукав. Просто диво, что рыцари до сих пор не вымерли.
В тот день Алианора вернулась к вечеру.
— Я видела церковь, — сообщила она. — Правда, издалека. На пути к ней — два варварских поселения, а вокруг каждого — колья с человеческими черепами. Они там суетятся и возятся — похоже, собираются в поход. — Она помолчала. — Я высмотрела дорогу для нас — вон через тот перевал. Там нет поселений, может быть, потому, что где-то в пещере обитает тролль. Но охотников мы повстречать можем. А они могут привести других.
Карау взял ее за руку.
— Если дело примет плохой оборот, — хмуро сказал он, — ты должна улетать не задумываясь. Мир, возможно, обойдется без нас, но станет таким невеселым, если потеряет ту, которая его озаряет.
Она задумчиво покачала головой и не сразу убрала руку. Хольгер разозлился. Этот тип просто профессионал! Но что он мог противопоставить цветистому красноречию сарацина? Чувствуя себя глубоко несчастным, Хольгер пришпорил коня и ускакал вперед. Вряд ли он сможет долго терпеть эти приемчики, хотя нельзя сказать, что Карау ловит рыбку в чужом пруду. Но должен же он, черт побери, знать место и время! А Алианора? Хороша, нечего сказать! Или она ничего не понимает? Дитя леса, святая простота. Самые избитые банальности и грубейшую лесть она принимает за глубокий ум и высокие чувства. Нет, Карау не должен так играть с невинным созданием. Да еще в таком сложном и опасном походе… Черт бы их обоих побрал!
Сумерки застали их в долине. Прямо за ней вздымались скалы, на которые предстояло карабкаться завтра. Их четкие черные силуэты, словно зубья гигантской пилы, отчетливо вырисовывались на фоне еще светлого неба. Белый водопад, пенясь, падал с лилового обрыва в красные воды озера. Стая диких уток сорвалась с пологого берега при их приближении.
— Я и хотела, чтобы мы успели до ночи добраться сюда, — сказала Алианора. — Если мы забросим удочки на ночь, то на завтрак будет что-нибудь повкуснее, чем солонина.
Хуги потряс головой и фыркнул:
— Не знаю, не знаю. Эта страна вся провоняла нечистой силой, а в этом месте стоит такой смрад, какого я еще никогда не встречал.
Хольгер потянул носом воздух. Пахло сыростью и травой.
— А по-моему, все в порядке, — сказал он. — Но о том, чтобы до темноты добраться до другого берега, нечего и мечтать.
— Мы можем вернуться, — предложил Карау.
— Ну уж нет! — фыркнул Хольгер. — Впрочем, если кому-то страшно…
Сарацин вспыхнул, едва удержавшись от ответа на оскорбление. Алианора поспешила вмешаться:
— Посмотрите, вон там, кажется, удобное и сухое место.
Мох под копытами лошадей хлюпал, как мокрая губка.
Алианора указывала на огромный мшистый валун с плоской верхушкой, покрытой сверху тонким слоем дерна. В центре ветвился сухой кустарник — вполне подходящее топливо для костра.
— Как будто специально для нас приготовлено, — сказала Алианора.
Через несколько минут, разнуздав лошадей, Хольгер и Карау принялись за выкладывание магического круга, а Хуги, вооружившись топором, затеял войну с кустарником. Полнеба было охвачено пламенем. Алианора раздула костер и вскочила на ноги.
— Пусть пока разгорается. Я пока пойду заброшу удочки.
— Нет, прошу тебя, останься. — Карау сидел на земле, скрестив ноги и подняв на нее глаза. Каким-то чудом его живописный наряд, несмотря на все тяготы путешествия, сохранял свою первозданную чистоту и элегантность.
— Ты не хочешь свежей рыбы на завтрак?
— Разумеется, хочу. Но что такое гастрономическое удовольствие по сравнению с тем наслаждением, которое дарит тебе присутствие красоты?
Девушка вспыхнула.
— Но я… — замялась она, — не очень понимаю тебя…
— Присядь, — он похлопал по земле ладонью. — В меру своего скромного поэтического таланта я постараюсь тебе все объяснить.
Она вопросительно взглянула на Хольгера. Тот стиснул зубы и отвернулся.
— Я сам заброшу удочки! — буркнул он и, схватив снасти, слетел со скалы и зашагал к камышам. От желания оглянуться у него заболела шея. К тому времени, когда камыши скрыли их от него, его башмаки и штаны были мокры насквозь. «Перестань скулить, — уговаривал он себя. — Ты один виноват в том, что Алианора попала в силки этого прохвоста. Разве не ты оттолкнул ее?» Но беда была в том, что иначе он поступить не мог. Судьба играла им, как котенком.
«Посмотри на себя! — с презрением шептал он. — Ты весь пропах потом и измазался грязью. Сарацин просто денди рядом с тобой. И нет ничего удивительного, что Алианора… К черту! Почему я должен страдать? Наоборот, прекрасно, что нашелся наконец тот, кто поможет тебе избавиться от ее любви. Проклятый камыш!»
Он яростно рубил камыши ножом. Меч он оставил в лагере. В зеркале озера отражались черные скалы и пурпурный закат, бледный месяц и первая звездочка рядом с ним. Камыши волновались и что-то шептали. С гнилой коряги, прибившейся к берегу, плюхнулась в воду семейка лягушек. Хольгер разложил на коряге удочки и стал наживлять на крючки ломтики солонины.
