Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

Посланный прикрывать тылы неуклюжего громоздкого обоза патруль больше не рисковал, не скрывался у дороги и не показывался им на глаза, чтобы сосчитать врага или посмотреть, не собираются ли они повернуть назад или сделать привал. В этом не было необходимости: от ровного топота десятков, если не сотен пар копыт гремела и дрожала лесная земля на многие метры вокруг. И стоило лишь остановить единорога и прислушаться, даже не прикладывая ухо к земле, как тут же становилось ясно, что ни сбавлять ход, ни поворачивать гайны не собирались.

Похоже, на это раз всё было всерьез.

— Не мешкай, сейчас они из-за поворота выскочат! — мрачно прикрикнул на молодого парнишку с дикими отчаянными глазами старший патрульный, и шлепнул пятками по забрызганным грязью бокам своего скакуна. — Чего щупальцеротов дразнить… отходим…

Младший напарник молча последовал примеру командира.

Доскакав до поворота, там, где хорошо известная с детства дорога сворачивала налево, патруль остановился.

Вернулся.

Потом проскакал обратно метров десять.

Снова вернулся.

А затем еще раз.

И еще.

Дороги не было.

— А где?.. — выражая огорошенное недоумение свое, а заодно, и товарища, ошеломленно и с опаской — не сошел ли он часом с ума — проговорил старший.

И тут же услышал из преграждающих дорогу зарослей:

— Я ж тебе говорил, дорогу надо, а ты — так сойдет, так сойдет!..

— То надо дорогу. То не надо дорогу. Сами не знают, чего хотят, суета полоумная…

И на изумленных глазах не менее изумленных сиххё из-под ног у них подобно ковровой дорожке-самокатке выскочила дорога, как две капли грязи не отличимая от той, на которой они стояли, и постелилась сама собой направо, через высокую траву и буераки.

Метрах в двадцати от ошарашенных разведчиков она вдруг остановилась, словно отрезало.

— Столько хватит? — недовольно проскрипел басовитый голос, который так и подмывало назвать "диким" и "деревянным".

— Конечно, нет! — тут же последовал возмущенный ответ голоса нормального. — Дорога должна где-то кончаться!

— Вот тут и кончилась, — резонно заметил скрипучий.

— Нет! Она должна вести куда-то! Далеко! — убежденно и непререкаемо наступал знакомый голос — похоже, человека с бородой.

— И чем дальше отсюда, тем лучше! — истово подтвердил еще один знакомый голос — рудненца Фиртая.

— Мы были бы вам очень благодарны!

— Знаю я вашу благодарность, лесовалы млекопитающие…

— Пожалуйста! Нам очень надо!..

Дорога нерешительной змеей медленно поползла вперед, преодолела поляну, и у первого встречного дерева снова остановилась.

— Хватит?

— Нет, дальше, дальше, гораздо дальше!

— А-а-а-а, занудство прямоходячее… Второй час с вами возись… — яростно проскрипел бас, и дорожка, словно взбесившись, рванула с места и пропала среди расступившихся вежливо деревьев.

Лазутчики, наконец-то, смогли отвести от нее глаза и закрыть рты.

— И докуда ее мне гнать? — брюзгливо проскрипел над ними лесной голос.

— Пока не упрется во что-нибудь, — любезно подсказал голос Фиртая.

— Упрется… — пробурчал деревянный голос. — Пока весь лес не изгажу, должен я ее вести, да, по-вашему?

— Почему — изгадите? По-моему, это будет новое и вполне оригинальное дополнение к вашему ландшафту, — вежливо проговорил человек Иван. — Внесет свежую организованную ноту в общий природный диссонанс… заявку на интригу… так сказать. Кхм.

Над лесом повисло озадаченное молчание лесного духа и испуганное — сиххё и людей.

— Вот это оно и будет… этим… дополнением?.. К моей природе?.. — через минуту задумчиво повторил скрипучий голос.

— Ага! — обрадовался Иванушка, что несмотря на все усилия его поняли и с энтузиазмом добавил. — Очень живописно!

Лесной голос недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал.

И тут же в разговор вступил новый, самый знакомый и практически родной голос — Кримтана:

— Ребята, эй, не стойте, с разгону перескакивайте сюда, через кусты, быстрее, мы тут!..

Патрульных, хоть и не пришедших в себя окончательно и отнюдь не убежденных, что с психикой у них по-прежнему всё в порядке, дважды приглашать не пришлось. Шлепнув пятками по бокам своих скакунов, в мгновение ока всадники пробили непроницаемую на вид живую изгородь и оказались в обществе сиххё, людей и еще кого-то — или чего-то — огромного, незримого, капризного и ворчливого, присутствие которого, хоть и не видимое для глаз, ощущалось, как наличие слона ночью в ванной комнате.

Перемещение их было весьма своевременным.

Потому что из-за дальнего поворота грязной, дышащей чужими запахами и потом рекой, заполняя всю дорогу от края до края, вылилась черная масса мускулистых, покрытых шерстью и кожаными доспехами тел и понеслась в направлении выросшей пять минут назад живой преграды.

Сиххё и люди, укрывшиеся за сплетением длинных колючих ветвей, сжали в руках оружие, готовые одинаково к бегству и к сражению, и затаили дыхание.

Увидят?..

Не увидят?..

Поймут?..

Не поймут?..

Уйдут?..

Не уйдут?..

Понукаемые гортанными выкриками вождей, забрызганные грязью тяжело дышащие гайны подбежали к преграде и дружно, не поворачивая голов в сторону очередной гряды корявых кустов, свернули направо, грузно затопотав по новообразовавшейся дороге.

Не увидели.

Не поняли.

Ушли.

Вдали смолк топот копыт, и испуганные было птицы и насекомые, с облегчением вздохнув, снова принялись за свои дела, присвистывая, стрекоча и чирикая.

— Спасибо вам огромное за вашу помощь! — первым из арьергарда опомнился и выкрикнул Иван. — Мы вам чрезвычайно благодарны!

Остальные, во главе с надутым, как мышь на крупу, Огрином, насторожились и прислушались в ожидании ответа.

Порыв ветра пронесся над ними, стряхивая последние дождевые капли на головы и плечи, и пропал, будто его и не было.

Вокруг шелестели беспокойные листья.

Сухие веточки похрупывали под ногами.

Аппетитно причавкивала грязь.

Поскрипывали ревматически тяжелые сучья под весом пристроившейся на них стаи толстых синих птиц с волнистыми клювами.

Но не надо было быть друидом, чтобы понять, что того, кого они ожидали услышать, рядом с ними больше не было — так опустевшая комната поскрипывает полами и вздыхает шкафами, терпеливо ожидая возвращения покинувшего ее хозяина.

Капризный дух леса, походя выполнив просьбу, потерял к ним интерес и равнодушно оставил сиххё и людей на милость судьбы.

Для разнообразия судьба сиххё и людей помиловала.