Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
В начале месяца Травень вернулся в Гнездо умирающий Херим, а вместе с ним Семовит и сотня согдов из Западного Туркестана, вместе со своими женщинами и детьми, а так же вождем — девятнадцатилетним Петронасом и его семнадцатилетней сестрой Зоей. Смуглые согды, отцы которых служили когда-то в личной Дворцовой Гвардии императора ромеев, прежде чем не заменили их варяги и норманны, вооружены были мечами из дамасской стали, тройными кольчугами или панцирями, богато украшенными шишаками-шлемами. Это был личный подарок императора Василия I Даго Пестователю, чтобы воины защищали его — как сообщил о том командир Петронас — от всяческих заговоров Сватоплука. Кроме того, Даго получил три сундука золота на подкуп врагов Великой Моравы. И ничего более — никаких обещаний прислать миссии или же начала военных действий болгарами. Всей правды о результатах своей миссии и разговорах с Василием канцлер Херим не мог передать своему повелителю, поскольку уже в дороге заболел, а через два дня после прибытия в Гнездо — скоропостижно скончался.
Так потерял Даго Пестователь единственного своего приятеля и свидетеля своего похода к трону в Гнезде, человека, который никогда его не предал, хотя и мог сделать это много раз. Тело Херима — как христианина — не сожгли, а захоронили в земле неподалеку от Гнезда; над могилой насыпали громадный курган, Петронас же приказал поставить на могиле деревянный крест. От Херима осталась его жена, множество наложниц и четырнадцать детей от законного и незаконного ложа. Неделю продолжались траурные торжества, в течение трех дней Даго не допускал Петронаса пред свое лицо, после чего принял в своей комнате, а не в тронном зале, чтобы известно было, что после смерти Херима все еще находится в отчаянии.
Петронас был македонянином, как он уже сообщил Даго, поэтому язык склавинов знал. Даго был изумлен его могучим сложением и белой кожей, почти что белыми волосами, говорившими, что в нем нет чистой македонской крови. Совсем по-другому, чем сестра Зоя, с ее длинными черными волосами и смуглой кожей. Даго не знал, что перед ним стоит его собственный сын, Кир, которого он изгнал из Гнезда как карла, а Зоя — дочка Зифики, которую она зачала с каким-то савроматским воином.
Петронас был в позолоченном панцире, с белым поясом и с белым копьем, как пристало ромейскому дворцовому гвардейцу.
— Не знаю, господин, какими были разговоры между императором Василием и твоим канцлером, Херимом, — сообщил Петронас, опускаясь перед Даго Господином на одно колено. — Мне же было приказано днем и ночью охранять твою жизнь.
И приказал Даго, чтобы на третьем посаде Петронас со своей сотней согдов вместе со своими семьями построили себе дома и поселились в них, оставаясь на довольствовании Пестователя. Сотня таких воинов стоила более полутысячи лестков, и этот факт радовал сердце Пестователя. После того он беседовал с Семовитом, но тот тоже не бывал у императора во время переговоров Василия с Херимом, потому и не мог передать их содержания. Только отметил Даго, что Семовит перестал уже быть тем веселым и разгульным юношей, которому он поверил власть над Крушвицей. Теперь, после путешествия в далекий Византион, после пребывания при дворе императора ромеев, он сделался серьезным и очень скрытым мужем. Семовит был рослым и красивым, с почти что белыми волосами, как и все сыновья Даго. Язык тела и глаз Семовита удержал Даго Господина от того, чтобы обнять сына и хотя бы на миг показать ему свою любовь. Глаза и тело Семовита говорили Пестователю, что он не стал ему врагом, но он и не приятель.
— Имеются ли у тебя, господин, какие-нибудь известия от Дабуга Авданца? — спросил Семовит, уже собираясь уходить.
— А какое тебе дело до Дабуга? — пожал плечами Пестователь.
— Дабуг — как и я — бастард, и никогда никому из нас ты не дашь власти. Ты отослал его к Арнульфу, меня же — к ромеям. Любишь ты, господин, избавляться от нас, — заявил Семовит и гордо откинул голову.
Еще тем же самым днем, словно бы в Гнезде было ему плохо, Семовит отправился в Крушвицу, где ожидала его истосковавшаяся Арне.
Даго никак не огорчало такое поведение Семовита, его оскорбленная гордость и печаль, что власть в стране когда-нибудь получит Лестек. Пестователю было уже более сорока лет, и он знал искусство правления людьми. Был он словно опытный всадник, который умеет укрощать разошедшихся молодых жеребцов. «Вышлю ему немного золота и оружие ради увеличения его собственной дружины, и он тут же начнет испытывать ко мне благодарность», — решил он.
Впоследствии на долгие часы закрывался он один на один с Петронасом и выпытывал у того, про дела ромеев. Ибо, хотя и не участвовал Петронас в переговорах между Василием и Херимом, но ему были известны многие дворцовые тайны, ориентировался он и в намерениях повелителя. А в соответствии с этими намерениями Даго желал планировать и собственные начинания. Но лишь через множество лет дошло до Даго, насколько слепым он был в те дни к языку тела и языку глаз того человека. Не отметил он и некоей странной похожести между молодым Дабугом, который когда-то валялся у его ног, вымаливая помощи против собственных дядьев, гордо откидывающим голову Семовитом и этим македонским военачальником присланных ему согдов. Всех этих троих объединяла огромная похожесть в красоте, выправке, способе поведения. Светлые волосы могли иметься у многих, но и не каждого отличала такие гордыня и высокомерие, и, наоборот — странная подчиненность в отношении Пестователя, и снова, вроде как чувство неприязни и даже враждебности. И еще кое-что — удивляющий страх и послушание, которое будили они среди своего окружения, похожие на те, что распространял и сам Пестователь. «Ну как же я мог не узнать своей крови?» — через годы удивлялся Даго, проклиная собственную слепоту.
От Петронаса узнал Даго, что политика Василия связи со Старой Ромой, даже за счет утраты влияния в Великой Моравии, принесла ему разочарование. Василий планировал, что вместе с императором Людовиком и Старой Ромой победит сицилийских сарацин, что мешали торговле в море Interregnum. Вот только они не только не победили,
