Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Долго глядел Даго Пестователь на юного Авданца и показалось ему, будто бы видит он самого себя, когда эсты убили Зелы, сам же он, без кого-либо, отправилмся до самого Друзо, мстя за причиненное ему зло. Чувствовал он, будто бы чья-то теплая рука охватила его сердце; полюбил он этого юношу с первого же взгляда, но на лице этого не показал, поскольку никто по лицу повелителя не должен угадывать его мыслей.
— Не скажу я тебке «да», как не скажу тебе и «нет», — объявил Пестователь. — Не помню я, дал ли я тебе землю до самой реки Барыч, но и вспоминать не желаю. Но если правда, что течет в тебе кровь великанов, завтра утром отправишься со мной в пущу и на моих глазах вырвешь из земли три молодые сосны. Сейчас же можешь уйти, пускай Спицимир предоставит тебе комнату, достойную великана.
Покинул тронный зал юный Дабуг Авданец, и тут-то обратилась к Пестователю его жена Любуша, сидевшая рядом, на жругом троне, и как обычно молчала, ибо не в ее обычае было вмешиваться в государственные дела. Но на сей раз сказала она:
— Это твой сын, повелитель мой и муж. Давно я уже знаю, что Авданцы желают его убить, чтобы захваить данные тобой ему грады и земли. Прими его на свой двор и окружи опекой.
Ответил ей Даго:
— Наследник мой — это Лестек, рожденный в законном ложе, то есть, от Гедании. Если и ты родишь мне великана, тогда я разделю свою страну между Лестеком и твоим сыном. Сыновей уц меня несколько, только они мне не нужны, ибо из-за них могут быть только междоусобицы. Потому-то дал я Авданцам разрешение на то, чтобы они убили Дабуга во сне или на охоте. И плохо сталось, что не сделали они этого.
Вечером Даго Господина охватило странное чувство. Не мог он есть, даже не приказал, чтобы ему привели девку, не отправился он и к собственной жене. Тихонечко, слоно какой-нибудь прислужник, пошел он в комнату, которую занимал Дабуг Авданец, открыл дверь и встал лицом к лицу со своим сыном. Даго приставил ему палец к губам, чтобы тот молчал, а потом долго гладил его белые волосы, касался его рук; заглядывал в его голубые глаза, чтобы познать их язык. И все, что он видел, к чему прикасался, говорило: перед ним молодой великан, его собственная кровь, древний спал.
— Значит, не дал ты себя убить дядьям, — заявил Даго, и в голосе его прозвучало любопытство.
— Нет, господин мой и повелитель.
— Великана убить нелегко, — сказал Пестователь. — Думаешь, что я дам тебе воинов, слуг, оружие, чтобы ты мог заявить свои права на земли до самой Барычи?
— Нет, повелитель. Я хочу иметь только лишь подтверждение собственных прав. У тебя не было большого войска, когда сам ты стал господином и повелителем этого края.
Еще какое-то время касался Даго белых волос Дабуга, ощупывал твердость его мышц, приглядывался к нему. И то, что он увидел — его поразило. Внезано он осознал, что уже два года не видел ни Лестека, ни Семовита, ни Вшехслава Палуку, в которых тоже текла кровь великанов.
Потому широким шагом покинул он Дабуга Авданца и отправился в свои комнаты, куда и вызвал Спицимира с Херимом.
Спицимир сообщил:
— Авданцам уже известно, что Дабуг сбежал в Гнездо. Они собирают воинов, и нас ждет битва, если ты окажешь Дабугу помощь. Твой невысказанный приказ говорит о том, что мне следует его убить. Но ты, господин, всего раз запятнал себя детоубийством, карая Кира, сына Зифики.
— Но, может, Дабуг Авданец вовсе не великан? — размышлял Пестователь.
— Господин, те три сосны он вырвет, — сказал Херим. — Я выбрал такие деревья, которые он вырвет с корнями.
Понял Даго Пестователь, что и Спицимир, и Херим желают оставить Дабуга Авданца в живых. Потому спросил:
— Так где же тут правота и истина?
На это ответил Спицимир:
— А хорошо ли, повелитель, если живет в стране род, столь могущественный, что готов он собрать войско против своего властителя только лишь потому, что тот принял пред лицо свое законного наследника их земель?
— Ничто так не ослабляет державу, как внутренние сражения, — отрезал Даго. — Не желаю я, чтобы при мне было так, как при Пепельноволосых. Не будет Дабуга, не будет и боев с Авданцами.
— Сегодня еще не будет. А завтра? — задал вопрос Спицимир.
Тут голом взял Херим:
— Плохое творится у франков, мой господин и повелитель. Неспособным императором оказался Карл Толстый, который надел имперскую корону вместо Карломана. Норманны атаковали все франкское побережье, грабят и растаскивают все и вся и безнаказанно поплыли в верховья Рейна. Когда же, атакованные франками, укрылись в лагере в Элсоо на Мозеле, император, вместо того, чтобы их разбить и навсегда уничтожить, пошел с ними на договоренности и отпустил свободно, принимая фальшивые заверения, что с этих пор никогда они не станут нападать на франков. Все больше богатых людей, мой господин, поглядывает на Арнульфа Каринтийского, потому что тот уже дважды громил норманнов. Твоему великану шестнадцать лет. Возраст глупости. Что способен сделать шестнадцатилетний, если не обрел, как ты, мой господин, искусства править людьми? Дай ему, господин, сотню лестков и старого Здзеха, после чего отошли к Арнульфу, ибо, вполне возможно, что наиболее значительные франки считают, будто бы, женившись на Либуше, ты забыл про них и начал ими пренебрегать.
— Арнульф ведь бастард, а не законный сын, — сказал Даго.
— Не убивай своего сына, — повторил Спицимир.
И тут Даго Господин и Пестователь укрыл лицо в ладонях и заплакал:
— Полюбил я его. С первого взгляда полюбил. Разве нельзя мне никого любить?
Его собеседники ушли, покорно кланяясь. А на следующий день Дабуг Авданец схватил три молодые сосны, корни которых
