Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Рассказывают, что как-то раз перед троном Пестователя предстали трое смердов, то есть тех, кто занимался работой на поле.
— О Господин наш и Пестователь, — говорили плющащиеся перед ним на земле в знак наивысшего послушания. — Еще этой осенью были мы вольными и платили дань, как другие. Но весной Барыч-река залила наши поля, и вода с них не сходила до самого лета. Голод в наших домах был такой большой, что мы ели лебеду. Повелитель в Честраме, Гостивит, не пожелал видеть нашей нужды и наложил на нас такие же дани, как на остальных. Когда же не смогли мы их выплатить, нас превратил в невольников, наших жен и наших дочерей продал, а еще забрал нашу землю.
С мрачным лицом выслушал их Даго Господин и Пестователь, а сидевшая рядом с его троном Любуша даже слезку уронила над страшной судьбой трех смердов. Даго отложил свой приговор до следующего дня, а когда прибыли воины Гостивита, чтобы упомнить о невольниках, он запретил их впустить в Гнездо.
Вечером спросил Даго Господин и Пестователь у своего Головного Сборщика Налогов, Недомира, во сколько тот бы оценил богатство Гостивита.
— Один угол своей сокровищницы заполнишь золотом, — ответил ему Недомир. — Второй угол заполнишь воском и красивыми мехами.
На следующий день выехал Даго Пестователь со своей дружиной в сам Честрам, где целых три дня длился суд над Гостивитом. И столько жалоб на него услышал Даго, что Херим перестал записывать их на покрытых воском табличках. А на третий день огласил Даго приговор:
— Кто народ притесняет, тот меня притесняет. Кто вольных людей в неволю берет, сам будет взят в неволю. Кто же обогащается за счет других, умереть должен.
Страшной смертью умер Гостивит. Его задушили, запихивая ему в горло золотые солиды. После того опустошили сокровищницу Гостивита и все забрали в Гнездо, хотя бедняки считали, что все будет роздано им. Так никогда не получили свободу и три смерда, которых Гостивит сделал невольными, поскольку во второй раз пред глаза Даго их уже не допустили. Зато повсюду все говорили об этом деле, славя имя Пестователя как Дающего Справедливость, его же чиновников делая виновными за все то зло, которое претерпел народ от градодержцев и сборщиков податей.
Авданцам же Даго сказал так:
— Плох тот градодержец, который позволяет невольным сбежать до самого Гнезда, чтобы подать мне жалобу. Ибо, если подаст кто жалобу, и та будет нелживой, покараю угнетателя, как покарал я Гостивита.
С тех пор, не имея возможности по причине военных походов наполнять собственную мошну, Спицимир сносил своему повелителю восковые таблички, на которых выписывал, а кто из больших людей сделался чрезвычайно богатым, а это означало, что этим разрешается, чтобы кто-то из угнетаемых появился перед Пестователем и подал жалобу, ища справедливости. Ибо записано было в Книге Громов и Молний, что «повелитель никогда не может быть плохим и бесчувственным к страданиям подданных своих, так как плохими и несправедливыми бывают исключительно его чиновники и власть имущие». Так что карал Пестователь, то строже, то мягче, своих чиновников и власть имущих, за то, что те угнетают его народ; а еще карал за то, если те недостаточно хорошо наполняли его сокровищницу. Ибо в Книге Громов и Молний записано еще и то, что «повелитель должен держать открытыми уши к жалобам простого народа так же, как и двери в сокровищницу свою: один раз должны они быть наглухо закрытыми, а другой раз — приоткрытыми. Ибо никогда не ведомо, когда жалоба нищего способна заполнить золотом сундуков повелителя».
Время от времени любил Даго Повелитель и Пестователь посещать отдаленные грады, о которых шла молва, будто бы в сокровищницах там много всякого добра. Там он обычно садился под старым дубом или громадной сосной и с выражением милосердия на лице выслушивал жалобы простых людей. Рассказывают, что покарал он Лебедя Рыжего в Серадзе, когда тот у какого-то кметя забрал в невольницы жену и дочку. За свою вину потерял Лебедь часть имущества из собственной казны, эту часть должны были предложить тому самому обиженному кметтю. Правда, того кметя больше никто не видел, поскольку — как говорили — утонул он в реке по причине такого количества добра. Впрочем, никто и никогда не видел одаренных милостью Пестователя, поскольку, наверняка, столь щедро одаренные они предпочли спрятаться от гнева богачей. Одно только точно: по причине жалобы воина, которому не выплатили его содержания, Палке пришлось наполовину опорожнить свои сокровища. Два сундука с золотом отдали Авданцы за то, что, вроде как, без согласия Пестователя заняли они Честрам. Многие старосты и градодержцы с печалью глядели на свои пустые хранилища, ибо — кто-то там и когда-то там — предстал перед лицом Пестователя и подал на них жалобу. Тем не менее, считали его справедливым, так как редко он наказывал богатеев палками или рубил головы, а всего лишь утратой имущества. Сокровищницу ведь можно и заново заполнить, если сохранил голову на шее. Так что Пестователь был истинным отцом для народа, и не один слишком уж обремененный податями простолюдин вздыхал и шептал другим, что вот если бы удалось ему попасть к Пестователю — все его обиды были бы вознаграждены. Вот только уши повелителя какой-то раз бывают заткнутыми наглухо, в иной же раз — открытыми, и никогда не ведомо: когда оно и почему.
Рассказывают, что как-то раз, по согласию Херима и Спицимира, предстал перед троном Пестователя в Гнезде шеснадцатилетний юноша с могучим телом, с белыми волосами, в белом плаще и с золотой цепью на груди.
— Меня зовут Дабуг Авданец, господин мой и повелитель, — сказал юноша, опустившись перед Пестователем на колено и низко склонив голову. — Мне говоиили, что когда еще был я ребенком, т дал мне титул воеводы, но нет у меня воинов или же власти воеводы. Говорили мне, что когда я был совсем еще мал, ты отдал моему деду для меня град Геч и
