Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

— Теперь смотрите далее. Вот Сонгаи, империя Гао, Тимбукту, центр караванных дорог и торговли золотом. Мы сделали так, чтобы Сонни али Бер,[31] император, просто пугающий своими способностями, утонул в реке Нигер в прошлом году. Он возвращался из похода, совершив на Юге великие завоевания, однако больше побед у Сонгаи не будет. Португальцам уже… внушаются честолюбивые планы относительно Северной Африки: наследники Сонни али Бера будут править над изолированной, не имеющей выхода к суше страной, которая рано или поздно падет — что могут сделать копья и стрелы против пороха. Мы решили: Африка не должна процветать.

Солово, воевавший против «Всадников Юга» по приказу Кайр Халил-эль-Дина во время своего пребывания в Триполи, был совершенно безразличен ко всей этой геополитике.

— Вы вполне уверены, что я необходим вам? — только и спросил он. По-моему, все дела и без того идут достаточно гладко.

Энвер-паша праздно крутнул глобус, пытаясь не глядеть на свое отечество, поскольку ему были прекрасно известны перспективы, назначенные Феме его родине.

— Как личность, конечно, нет, — ответил он, — хотя кое-кто из наших старейших усматривает в вас признаки странной судьбы. Однако нам нужны многочисленные одаренные мужчины и женщины — творить наши чудеса.

— И как я узнаю их?

Энвер-паша остановил кружение глобуса.

— Вы их узнаете, только если они сами захотят этого. Могу сказать лишь одно — ищите нас среди высоких и мудрых.

— Эти два качества совмещаются отнюдь не всегда, — сухо заметил Солово.

— Тогда, быть может, — возразил фемист, — именно по такому-то сочетанию вы их и узнаете.

— У меня есть вопрос-другой… разрешите ли?

— Как угодно, адмирал, сомневаюсь, чтобы мы встретились снова.

— Ну что ж… первое — чего вы хотите?

Фемист поглядел на Солово.

— Мы — это Союз амбиций, как я сказал вам. Однако он порождает и консенсус целей: все мы надеемся на возвращение старых — и лучших — времен и обычаев.

— Эльфийских, имперских, языческих? — предложил варианты Солово.

Энвер-паша напряженно улыбнулся, но отказался продолжать тему.

— Тогда уверены ли вы, что цель достойна усилий? — Солово зашел с другой стороны.

Энвер-паша явно никогда прежде не думал об этом.

— Возможно, и нет, адмирал, — проговорил он в конце концов, — однако за все это время проект наш набрал собственную инерцию. К тому же, — добавил он загадочным тоном, — нашу руку направляет Книга…

— Которая не имеет ничего общего со Священным писанием или даже с Кораном… я правильно понимаю?

— Ну, адмирал, это чересчур прозаично. Это наша собственная книга; мы сами писали ее и с радостью видим, как страница за страницей выполняются ее пророчества. Впрочем, не напрягайте своего любопытства, я сомневаюсь, чтобы вы могли получить возможность поглядеть даже на ее обложку.

— Настолько хороша, так?

— Выше всякой похвалы, Солово. Это история времен от туманного прошлого до столь же туманного будущего. Тем не менее я не хочу оставить вас полностью неудовлетворенным; иначе вы затеете собственные расследования и тем самым обесцените себя в наших глазах. Она представляет сводку пророчеств древних Дельфийского и Амонского оракулов, Элевсинской и Додонской мистерий, Кумской и Сивиллиной книг — это я могу сказать вам. На нашей памяти дополнения вносил благословенный Гемист Плифон, и поскольку вы не удосужились поинтересоваться, так знайте: это его портрет украшал вашу келью. Вы можете познакомиться с некоторыми из его трудов — не столь радикальными и совершенно открытыми — и там узреть хотя бы тень нашего проекта. Считайте это домашним заданием.

Было бы бесцельно скрывать пробуждение интереса к книжной премудрости, и Солово не стал даже пытаться этого сделать.

— Я так и поступлю, — ответил он. — Что еще я обязан делать?

— Все и ничего, адмирал. Вы не принадлежите к числу наших намеченных снарядов. Мы ожидаем выгоды в любой области, которая может вас заинтересовать. Итак, Солово, все просто — идите и живите. Заводите друзей, влияйте на людей.

Продемонстрировав последней фразой, что разговор окончен, фемист вежливо проводил адмирала в большой зал, где торжество было в самом разгаре. Облаченный в черное слуга держал прежние одежды адмирала — чисто выстиранные и сложенные. Солово не полагалось знать, что они стали на стежок-другой посвободнее — их распороли, а потом аккуратно сшили вновь. Феме не жалели труда, даже самого кропотливого, чтобы посвященные, уезжая домой, чувствовали себя в чем-то неопределенном совершенно иными людьми.

Не сомневаясь в том, что все его прочие потребности — транспорт, еда и оружие — будут удовлетворены еще до отъезда, адмирал позволил увести себя из зала. Пол к выходу поднимался, и портал — такой же, как и выход из лабиринта, — охраняли по обеим сторонам два огромных колосса древних времен, мраморные изваяния Марса и Гор-Адриана. В ночь подобных чудес Солово едва поглядел на них, обремененный думами об истории в процессе ее творения.

Впрочем, он один пребывал в такой беспечности. Даже другие посвященные уже знали достаточно много, чтобы с живым интересом следить за уходящими с праздника мимо живых стражей. Поэтому, когда желтый свет вспыхнул в глазах забытого бога и мертвого императора и каменные титаны застонали в тщетной попытке последовать за адмиралом, подобное незамеченным не осталось.

И во всем большом зале, где собрался Священный и Древний Феме, разом утихли все разговоры.

Год 1497. УДАР КИНЖАЛОМ ВО ТЬМЕ: я проявляю либеральность при отправлении правосудия и помогаю измученной душе

— А на мой взгляд, — заметил Хуан Борджиа,[32] второй герцог Гандийский, князь Теано и Трикарико, герцог Беневентский и Террачинский, только что назначенный гонфалоньером Святой Церкви, — царство Венеры более прочих созрело для… завоевания.

— Захвата и разграбления! — согласился его услужливый прихлебатель, остававшийся в маске.

— Именно так. — Герцог облизнул губы. — Границы его открыты, а силы столь слабы, что просто приглашают к насилию. В молодости я нередко совершал набеги на его окрестности; теперь, князем, я захвачу его целиком.

— Свидетельствую, — заверил мужчина в маске. — Герцог Хуан Борджиа обслуживает отверстия женского рода в три зубца и ежедневно.

Оба от всей души расхохотались, а потом Хуан фыркнул, погасил веселье, словно свечу, вернувшись к своему обычному злобному недовольству.

— А как думаете вы, адмирал? — бросил он резко. — Как вы относитесь к моей военной метафоре?