Алексей Корепанов - Станция Солярис

– Да, – сказала она, глядя на меня, как мне показалось, с легким испугом. – Если у меня получится.

– Получится, – пообещал я. – Ничего сложного. Так вот, сейчас я собираюсь – с твоей помощью, Хари, – провести еще один эксперимент.

Мы занимаемся здесь необычным делом, и наши эксперименты могут показаться непосвященному необычными. Хотя ничего такого в них нет.

Обычная отработка гипотез. Твоя задача – просто выполнять мои указания и не задавать вопросов. Просто выполнять – и все. Ты готова помочь мне?

– Н-не знаю… А что значит – «необычные»?

– Увидишь. Главное – выполняй мои распоряжения. Все необходимое я буду разъяснять тебе по ходу дела.

– Это связано с… – она повела глазами на окно.

– Да. Здесь все с ним связано. Сейчас мы оденемся и пойдем.

– Куда?

– Куда надо, – отрезал я. – К исходной точке проведения эксперимента.

Я же сказал: никаких вопросов!

– Прости, Крис. Ты так все это говоришь, что жутко становится. Боюсь, как бы я тебе чего-нибудь не напортила.

– Не напортишь, если будешь делать все так, как я скажу. Ты справишься, Хари. В этом нет ничего сложного.

Конечно, лучше было бы обойтись без нее – но это было невозможно… Я совершенно не представлял себе, какова будет ее реакция при виде черной Афродиты, но ломать голову над придумыванием каких-то более-менее убедительных объяснений было некогда. Никаких вопросов – и точка. Если все получится так, как я желаю, объяснения найдутся.

Лишь бы вышло так, как я желаю!

Хотя эксперимент мог дать определенный ответ на вопрос о характере стабилизирующего поля только в одном случае: если связь с ракетой прервется…

Но другого выхода я не видел, и не мог сидеть сложа руки. Отказ от попыток что-то предпринять грозил закончиться для меня очень плачевно. Как минимум, глубочайшей депрессией.

– Вставай, я помогу тебе надеть комбинезон, – сказал я и выбрался из постели.

– Мы опять куда-то полетим?

– Нет. Почему ты так решила?

– Ну… комбинезон.

– Эксперимент будет проведен здесь, на Станции. А комбинезон – просто для твоего удобства.

– Крис, а куда подевалась вся моя одежда?

Я замер, занеся ногу над штаниной, и чуть не потерял равновесие.

Опустился на стул, спиной к Хари, и выдал очередную, заранее заготовленную ложь; я стал машиной по производству неограниченного количества лжи. Генератором лжи.

– Видишь ли, у нас тут случилась небольшая авария… Короткое замыкание, пожар… В общем, много всякого добра сгорело, и твоя одежда тоже. И не только твоя.

Одевшись, мы вышли в коридор и я повел Хари к холодильной камере.

Наши шаги гулко звучали в тишине и я вдруг остро ощутил, как одиноки мы здесь, на Станции, как одиноки на всей этой планете – любопытствующие беспомощные чужаки-муравьи, пытающиеся добиться того, что неизмеримо выше слабых муравьиных сил и вообще выходит за пределы примитивного муравьиного понимания.

Перед тем, как покинуть кабину, я, порывшись в ящиках стола, обнаружил еще один кусок проволоки и захватил его с собой. А по пути к холодильной камере заглянул на радиостанцию и взял один из миниатюрных микрофонов, которыми кто-то – наверное Снаут – доверху наполнил стоящую на полке банку из-под кофе.

Чем меньшее расстояние отделяло меня от двери холодильника, тем больше я замедлял шаг. Мне ужасно не хотелось вновь заходить туда, а от мысли о том, что я собираюсь сделать, меня била дрожь. Стиснув зубы, внутренне сжавшись, я загнал свою совесть в дальний угол и запер ее там, и изо всех сил старался не обращать внимания на ее жалобный стон. Я во что бы то ни стало должен был сделать то, что задумал! Я был готов стать убийцей и еще раз подумал, как мало знаю себя истинного, свою истинную темную сущность, притаившуюся до поры под тонким слоем внешнего благообразия.

Не доходя нескольких шагов до двери холодильной камеры, я повернул голову к молча идущей рядом Хари и остановился. Она тоже остановилась и нерешительно взглянула на меня, и в ее глазах я вновь увидел что-то похожее на испуг.

– Ты практически ничего не знаешь о моей работе, – сказал я. – Ты практически ничего не знаешь о том, что делается здесь, на Станции.

Ты и не обязана ничего знать, потому что просто сопровождаешь меня в этой экспедиции на Солярис. Но кое-что тебе знать все-таки необходимо. – Я перевел дух и продолжал, с расчетливостью закоренелого подлеца и неисправимого негодяя предлагая ей смесь из лжи и правды. – Там, в холодильнике, находится тело Левона Гибаряна.

Ты ведь помнишь Гибаряна?

Хари вздрогнула, глаза ее расширились.

– Конечно, – нетвердым голосом произнесла она. – Ты же с ним работал… Твой руководитель. Почему?..

– Несчастный случай. У него вышел из строя клапан кислородной системы – там, за пределами Станции, – и он надышался ядовитых атмосферных газов, – я повторял историю Фехнера и Каруччи. – Нашли его слишком поздно. Он там, мертвый, – я показал на белую дверь, и побледневшая Хари посмотрела туда, а потом перевела испуганный взгляд на меня. Она хотела что-то сказать, но я опередил ее: – Хари, мы ведь договорились без вопросов! Вопросы будешь задавать потом, после проведения эксперимента. А сейчас просто делай то, что я тебе буду говорить.

Я набрал в грудь побольше воздуха и приступил к главному:

– Он там не один. Там его ассистентка. Живая. Она слишком много времени провела в том «городе» – на второй Станции, где мы с тобой были… Не могла улететь оттуда, потому что Гибарян был уже мертв. В общем, у нее тоже… изменения… как у тех… Постарайся не обращать внимания. Твоя задача – помочь мне. И ей. То, что я буду делать – в ее интересах. Ты меня поняла?

Хари молча кивнула. Я видел, что ей хочется только одного – убежать отсюда. Но убежать без меня она не могла.

– Подожди меня здесь, – сказал я, шагнул к двери и, повернув ручку, с усилием открыл ее. – Я быстро.

В камере ничего не изменилось: те же заснеженные трубы с торчащими мутными сосульками, те же ящики и банки. Я оглянулся – Хари стояла в коридоре, в двух шагах от дверного проема, и не сводила с меня настороженного взгляда. Я успокаивающе поднял открытую ладонь и, затаив дыхание, приподнял холодную несгибающуюся занавеску.

На этот раз я воспринял увиденное гораздо спокойнее, словно царящий вокруг холод успел сковать и мою душу. Смерзшееся тело Гибаряна лежало на возвышении, и к нему прижималась огромная негритянка. Она, как и тогда, безучастно взглянула на меня, но теперь я не намерен был стоять столбом. На душе у меня было довольно гадко, однако я не стал прислушиваться к своим ощущениям, а сразу приступил к делу. Еще в прошлый раз я заметил приставленную боком к стене под полками металлическую тележку с длинной ручкой – вероятно, когда-то именно на ней один из роботов перевез сюда с ракетодрома все эти банки и ящики.