Ольга Митюгина - Черный пес Элчестера

Вода ручьев и неба высь -

Все без тебя теряет смысл,

И лишь в тебе я вижу мир, каков он есть...

Глава Х.

Сколько струн у лютни, столько дорог.

Мне хотя одну успеть бы пройти.

Звезды за спиной звенят серебром...

Пожелай мне, ночь, доброго пути...

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том поет, что огонь сжег все в сердце моем...

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том, что вечный лед сковал сердце мое...

О чем ветер поет в пустом сердце моем?

О том, что пламя и лед вместе в сердце моем.

Пьянящая солнечная радость осталась далеко, за воротами Бремена. Небо посерело, все чаще сыпало мелкую и противную водяную крупу. Насквозь пропитавшиеся влагой ветви роняли тяжелые холодные капли в мох, и тот походил на переполнившуюся водою губку: когда копыта коня наступали на сырые комья, из-под них, чавкая, выступала грязная жижа.

Низкие тяжелые облака волоклись над унылыми лесами, над тоскливыми рыжими пустошами болот, где между кочками капельками крови алели ягоды брусники. С севера на землю все чаще набрасывались яростными псами холодные ветры, с болот - наползали липкие змеи туманов: первые вестники осени.

Дорога грязной размокшей рогожей расстелилась под ногами вороного скакуна. Грязь луж забрызгала даже его брюхо, уродливыми кляксами засохла на сапогах всадника.

На душе Фрэнсиса от промозглой серости вновь стало безотрадно. Небо давило на плечи тяжелыми тучами.

Сначала эту тоскливую картину оживляли деревеньки и одинокие дворы, но, чем дальше к югу продвигался всадник, тем реже и беднее становились поселения, временами ветер доносил запах гари, а однажды - и жирные хлопья черной копоти. В стороне от дороги раздавался вороний грай, и шумная стая черных птиц вилась вдалеке, там, откуда поднимались столбы дыма.

Черные птицы...

Черная копоть...

Россыпью черных обугленных семян...

И здесь тоже кружил ветер... Равнодушный ко всему... Холодный...

Фрэнсис проехал мимо, не сворачивая к сожженной деревне. К чему? Что он мог сказать ее жителям? Чем помочь?

К тому же, такие пейзажи вскоре должны были стать привычными: он пересек границу Баварии, и сейчас ехал по земле, где правила свой бал война.

Война безжалостными клыками изгрызла поля, война огненными крыльями накрыла жилища людей, война наполнила ночи испуганной тишиной, которую разрывал временами лишь злобный вой одичавшей собаки, подзывающей сородичей к нежданной добыче. Какой?.. Павшей лошади, жалкой издохшей коровенке, или, быть может, к несчастному заблудившемуся ребенку, у которого война поглотила всех, кто мог бы позаботиться о нем?..

Такой предстала Бавария глазам норманнского рыцаря в 1130 году...

Его Величество король Лотарь II изволили сражаться с его милостью герцогом Швабским за имперские земли!

Величие и милость подвергли этот край жестокости и унижению...

Фрэнсис знал о войне лишь по рассказам отца, хотя изредка замечал ее кровавые отблески в глазах покоренных норманнами англов и саксов. И вот теперь юноша сам заглянул ей в лицо - и лицо это было отвратительно... Возможно, оно было и ужасно, но такое чувство, как страх, уже не могло пробиться к сердцу Фрэнсиса. Сквозь толстую корку пепла из отгоревших страстей.

Что в умирающем сердце?

Пламя и лед.

Что в сердце умершем?

Пустота...

Сейчас юноша был способен лишь на ноющую жалость - не более. Просто весьма подходящее место для поисков смерти. Она здесь повсюду...

Вскоре, однако, местность заметно оживилась: несколько раз Фрэнсиса обгоняли вооруженные отряды, и подобные отряды часто стали попадаться навстречу. Дорогу исчертили глубокие колеи, оставленные тяжело гружеными телегами. Однажды граф и сам перегнал обоз скрипучих телег, заваленных сеном и соломой, мешками, которым грозила лютая гибель от чрезмерной пузатости, клетками с вопящей живой птицей: утками и гусями... Что еще скрывали затянутые полотном фургоны, оставалось только гадать. Армия требовала провианта, и требовала его с населения...

Один из отрядов, возвращавшихся в лагерь, и подъехал к путнику:

- Эй, рыцарь, кто вы и куда направляетесь?.. - крикнул командир отряда.

Из чего Фрэнсис справедливо заключил, что достаточно приблизился к району боевых действий, чтобы вооруженный человек возбудил любопытство солдат короля.

Граф натянул повод своего вороного, и умный конь остановился. Командир отряда, тяжеловооруженный воин, сняв шлем, приблизился к лорду Элчестеру.

- Я странствую по разным землям, - просто ответил Фрэнсис. - А в эти края меня привели слухи о том, что Его Величество Лотарь II ведет осаду Нюрнберга. Эта служба показалась мне достойной дворянина, и я еду в надежде быть принятым в конницу Его Величества.

Командир чуть нахмурился, но все же учтиво склонил голову.

- Что же, в таком случае вы можете проехать с нами прямо в лагерь. Пусть мне будет лишь сказано, как надлежащим образом обращаться к вам, благородный рыцарь, чтобы не оскорбить. В лагере я доложу о вас Его Величеству.

Фрэнсис чуть поклонился в седле:

- Я тронут вашим великодушием, прекрасный сэр. Мое имя Фрэнсис, я норманн. Если вы станете называть меня сэром Фрэнсисом, я не буду иметь к вам никаких претензий.

И так далее, и тому подобное. Эта болтовня утомила молодого человека на третьей же фразе: он никогда не любил пустые светские беседы - но необходимость заставляла продолжать вежливый разговор с командиром отряда, пока они неспешно ехали по дороге.

При всей обходительности собеседника Фрэнсис понимал, что его, фактически, взяли в плен. И, как бы любезен и учтив ни был его провожатый, заподозри он в спутнике шпиона, никакой рыцарский кодекс не помешает ему отправить преступника на тот свет: война...

Вскоре потянуло дымом костров: сизая поволока стлалась над землей, цеплялась за ветви деревьев, оседала на листьях и хвое... Теплое едкое облако принесло избавление от комаров и мошек, сущего проклятья лесной дороги.

И вот из-за поворота показались высокие стены города: они царствовали над всей округой крутыми гордыми башнями, массивными бастионами, смотровыми площадками... Над городом, в пасмурном небе, вызывающе реял штандарт герцога Гогенштауфена Швабского: три черных леопарда на золотом поле.

У стен, куда хватало взгляда, перед обширным рвом, раскинулось многоцветье шатров: объединенные силы Баварии, Саксонии и Богемии, осаждавшие непокорный Нюрнберг. Горели костры, слышались разговоры, смех, раздавалось ржание коней. Пахло едой, лошадиным потом - и все это перекрывал запах мокрой земли, прелой листвы... Тумана...