Год гнева Господня (СИ) - Шатай Георгий

— Забудешь такое…

— Ну так слушай. Десять лет назад, когда мне едва стукнуло восемнадцать, повстречал я в Париже одну девушку. Мы тогда с тобой еще не были знакомы. Ее звали Эвретта. Из той породы женщин, у которых едва ли не на лбу написано: lasciate ogne speranza, voi ch'intrate.*

[*Итал. «оставь надежду, всяк сюда входящий»]

— Это из Данте? — спросил Бидо.

— И из Данте тоже, — кивнул Арно и продолжил. — Но тогда я еще не знал этого. То был единственный раз в жизни, когда я потерял голову — да что там голову! — потерял самого себя. Ты понимаешь, что она никогда не будет твоей — и от этого пожар души разгорается лишь сильнее. Но это ненастоящий огонь, он не согревает, лишь выжигает изнутри, оставляя за собой тлеющие угольки. Ignis fatuus, болотный огонь, заманивающий путника в трясину.

Бидо удивленно посмотрел на друга:

— Не ожидал от тебя такой поэтичности…

— Даже самые умные люди хотя бы раз в жизни ведут себя как идиоты, — усмехнулся Арно. — Ну и дабы ты оценил всю глубину моего падения: Эвретта была fille de joie.*

[*Проститутка]

Широко раскрытый рот и испуганно выпученные глаза Бидо сделали его крестьянское лицо еще более простодушным.

— Согласен, не лучший выбор, — скривился Арно. — Родитель мой уж точно бы не одобрил. Однако я был настолько увлечен и наивен, что всерьез вознамерился вернуть ее на путь истинный. Убеждал сменить свое «занятие», строил воздушные замки о совместном будущем. Зачем-то наплел ей, что у меня очень богатый родитель. Дескать, пусть я и последний сын в семье, но и моя доля в наследстве будет немалой. Ну и всякий такой бред. А потом появился этот Грифф. Ты ведь в курсе, что он держал тот притон на улице Пуаль-де-Кон, где ты отоварил его по кумполу?

— Догадывался, — кивнул Бидо.

— Да, он был сутенером, а Эвретта — одной из его «кошечек». И как-то раз он нашел меня и заявил, что я пытаюсь украсть у него «его собственность». Я ответил, что Эвретта — не его вещь. «Вещь не вещь», ответила эта сволочь, «но денег мне задолжала немало». Выяснилось, что Эвретта должна ему десять турских ливров — сумму для меня просто гигантскую. Это, считай, цена двухэтажного дома где-нибудь в предместье Парижа. Будто бы он снимал для нее жилье больше года, кормил ее за свой счет, покупал одежду и всякое такое. Плюс подарки и откупные людям прево. Я в тот же вечер спросил у Эвретты, правду ли он говорит — она все подтвердила.

— И что ты? — спросил Бидо.

— А что мне оставалось? — пожал плечами Арно. — В итоге мы с Гриффом договорились, что он отпускает Эвретту, а я в течение двух лет выплачиваю ему долг. Я тут же снял ей комнату в доме белошвеек. И там мы иногда встречались по ночам.

— А как же магистр и педель* в коллеже?

[*Университетский сторож]

— Я тогда еще жил не в коллеже, а в доме у одного аптекаря. Но, как ты понимаешь, очень скоро мои скромные средства стали заканчиваться. Сначала я пытался продавать отцовское вино. Но этого тоже не хватало. Тогда я подделал документ о бедности: что-де мой годовой доход не превышает восьми турских ливров. А главное — подмазал епископского куратора, чтобы он закрыл глаза на некоторые очевидные шероховатости. В итоге меня определили в Нарбоннский коллеж, как бедного южанина, и стали платить четыре су в неделю, кроме каникул, а также бесплатно кормить два раза в день. А родительские деньги, деньги от продажи вина и еще кое-какие сторонние доходы я отдавал Гриффу и белошвейкам, за жилье для Эвретты. Ах да, еще Нация ссуживала иногда какие-то деньги.

— А как же ты ночью выбирался из коллежа?

— Тут мне повезло: магистр наш и сам был не прочь поразвлечься с «курочками». Иногда мы даже на пару с ним куролесили. А педелю — да, приходилось платить. Ну и так всё это длилось почти два года, пока я не выплатил весь долг Гриффу. Точнее, почти весь. Последние три экю я должен был отдать ему в тот самый крещенский вечер. Но как сердцем чуял, что от этого мерзавца мне так просто не отделаться, что наверняка измыслит какую-нибудь каверзу. Поэтому и позвал тебя с собой, на случай, если вдруг начнется заварушка.

Арно помолчал немного, затем продолжил:

— Захожу я тогда в тот притон, смотрю: Грифф на полу в луже крови лежит и ты рядом стоишь с потерянным видом. Грешным делом, даже мелькнула мысль: вот-де как все удачно складывается, еще и три экю сэкономлю. Побежал ты тогда за медиком, а я сижу рядом с Гриффом. Проститутки, те, что в углу шушукались, в момент протрезвели и разбежались куда-то. Трактирщика тоже как ветром сдуло. Оно и понятно: скоро сюда ввалятся люди прево, начнутся ненужные расспросы и прочая докука. И тут вдруг он очнулся.

— Кто?! — вытаращил глаза Бидо.

— Грифф, — Арно стоило больших усилий не опустить взгляд. — Да, Бидо, ты не убил его тогда.

— Но ты же сказал… — губы Бидо чуть заметно дрогнули.

— Я сказал неправду. Если ты дослушаешь, то поймешь, почему.

Ошарашенно молчавший Бидо тихо кивнул.

— Он очнулся, но, кажется, был немного не в себе. Поначалу не мог вспомнить, что произошло, потом все же узнал меня. И тут же заявил, что наш уговор расторгается. Дескать, я специально привел с собой дружка-громилу, чтобы убить его. Напрасно я пытался возражать, что убивать его прилюдно голыми руками — затея крайне странная и нелогичная. Он ничего не хотел слышать. Он просто сказал, что я теперь должен ему еще десять турских ливров, «за покушение на его жизнь». Почему именно десять, этот мерзавец не уточнил. Я возмутился, сказал, что это наглое вымогательство и что у меня нет таких денег, он же ответил, что ему плевать и что если я не заплачу в течение года, он заберет Эвретту назад. Я не особо испугался этой угрозы — в случае чего я мог бы укрыть ее в надежном месте. Но он как будто прочел мои мысли. И ударил в действительно больное место. Пригрозил, что если я откажусь платить, он расскажет ректору обо всем: о подделанном документе, о махинациях с вином, о моих ночных похождениях и сожительстве с проституткой. Если последние два прегрешения еще как-то можно было замять, то подделка документов ставила крест на всем. Если бы об этом узнали в университете — меня бы вышвырнули из коллежа как паршивую собаку. А мне всего-то оставалось пару месяцев до бакалавра. Даже если меня не посадят в епископскую тюрьму за подделку документов, думал я, мне уже никогда не видать не то что богословской биретты,* но даже места скромного сельского кюре. И тогда родители от меня отвернутся, я стану нищим бродягой, а Эвретта снова пойдет по рукам…

[*Специальная шапочка, отличительный знак магистра или доктора]

— И тут меня словно громом поразило, — немного помолчав, продолжил Арно. — «Откуда Грифф мог узнать про поддельный документ?» пронеслось у меня в голове. «Ведь я же никому не рассказывал об этом». Даже тебе, Бидо. Парижские либрарии* и грефье,** конечно, могли что-то рассказать — но это если собрать их вместе и заранее знать о подделке. И я стоял тогда как соляной столб, не желая признавать очевидное. Потому что единственным человеком, знавшим о подделке, была Эвретта.

[*Либрарий — здесь: глава мастерской по переписке книг]

[**Судейские служащие]

Бидо сдавленно охнул.

— Да, Бидо. А этот мерзавец Грифф как будто и впрямь умел читать чужие мысли. И он рассмеялся мне прямо в лицо своими крысиными зубками. «Наивный дурачок!» взвизгивал он, «неужели ты и впрямь надеялся жениться на Эвретте?! Я, я был первым, кто сорвал ее цветок, когда ей не было еще и четырнадцати — и с тех пор она любила только меня! А все ее клиенты, и ты, в числе прочих — просто пыль, кошельки на ножках! Все, что нам было нужно от тебя — это звонкая монета. И если не хочешь отправиться на паперть — ты заплатишь мне столько, сколько скажу я!»

Острые стрелки усов Арно топорщились от гнева. Пошуровав веткой в костре, он продолжил:

— Дальше я помню плохо. Помню только, как сильно стучала кровь в висках. Я набросился на Гриффа и стал его душить. И хоть он был выше и крупнее меня — тот день был явно не его.