Ян Сигел - Честь чародея
— Любовь–это было не слово, — отозвался Церн. — Любовь была повестью. Она была голодна, и я накормил ее. Она была красивее, чем ты, выше, у нее были волосы чернее полуночи, а кожа — белее молока. Я купался в ее коже, спал в ее волосах. Я дал ей свое безжизненное семя, а она взяла его и сотворила из него нечто непотребное. Я больше не люблю ведьм.
— Она взяла твой дух, — сказала Ферн, — поместила в свое лоно и дала жизнь, хоть и без души, твоему сыну.
— Он не мой сын. Бессмертные не рождают детей: нам это без надобности. Мы растем, как горы, зреем веками и, как и они, со временем стираемся в пыль. Наши жизни — это жизнь мира. Мы можем заснуть, погрузиться в Лимбо, но мы не можем пройти во Врата. Мой сын — это богохульство, попрание Извечного Закона.
— Но это не его вина, — запротестовала Ферн, почувствовав прилив негодования. — Его никто не спрашивал. Его родили, и он страдает. Ты не должен оставаться равнодушным к его страданиям.
Возникла пауза, а потом Церн откинул голову и захохотал. Он смеялся и смеялся. Ферн видела засохшие пятна крови на его зубах и клокотавшее в ноздрях дыхание.
— Нет, вы только послушайте эту ведьму! Я — Властитель дикой природы, охотник в ночи, убивающий и слабых, и сильных. Люди почитали меня, оставляли самые лакомые куски добычи и приносили в жертву своих родичей на моем алтаре. И я не должен быть равнодушным?! Какая–то колдунья украла мое семя и магией возродила его к жизни — а я не должен быть равнодушным? Что за чушь! Ты призвала меня, чтобы просить за это животное, отродье Моргас? Ты бросаешь вызов Извечным Законам?
— Да, если они неправильные, — упрямо заявила Ферн. — Каждый имеет право на любовь или хотя бы на сострадание, независимо от того, как он был рожден. Но я призвала тебя не за этим. Мне нужна Моргас. Я думала, ты знаешь ее слабости.
— Что же, спроси у _нее._
— Мы извечные враги. Я сожгла ее огненными кристаллами на берегу Реки Смерти, но она заползла в воду и возродилась, и теперь никакое оружие не может поразить ее. Но я должна убить ее.
— _Тебе_ - убить ее? — Ферн почувствовала, как Церн ощупывает ее взглядом. — У тебя яркая аура магии, но все же ты слишком мала, стройна, как тростиночка. У тебя не хватит силы для такого противоборства.
— Во мне есть силы, которых ты не видишь, — сказала Ферн, надеясь, что это на самом деле так. — Я должна остановить ее. Никто другой не сможет этого сделать.
— В таком случае желаю тебе удачи, — сказал Церн, и в его словах слышалась то ли усмешка, то ли рык. — Когда я узнал, что она сотворила, я хотел пронзить ее рогами, но она ускользнула от меня и защитила себя чарами. А после того как ее лоно исторгло зверя, я понял, что другой мести мне и не надо. Однако пусть темные силы направят твою руку. Она слишком долго наслаждалась жизнью.
— Не думаю, что она ею особенно наслаждается, — сказала Ферн.
Больше он ничего не мог ей сказать. Ферн поблагодарила его и отпустила. Она почувствовала усталость, а ведь надо было еще призвать и других духов, задать другие вопросы. Пока все ответы лишь рождали новые вопросы. Рэггинбоун налил ей из старинного сосуда какой–то напиток с приятным вкусом, напоминавшим разогретый бренди.
Потом она снова прочитала заклинание.
Полная луна заглядывала прямо в мою комнату. Кажется, за последние века климат стал намного мягче. Я открыла окно, чтобы впустить в комнату лунный свет, и воздух, ворвавшийся в комнату, был теплым и пах лесом. Потом я задернула шторы и зажгла голубое пламя. Я хотела открыть круг так, чтобы проникнуть далеко и глубоко, а волшебный огонь придает мне силы для этого. Слабенькие примитивные духи стайками вились над крышей — их, словно магнитом, тянуло к дому, начисто лишенному своих привычных духов. Я видела, как некоторые из них тенью просачивались сквозь потолок. Они всего лишь простые духи стихий и сами по себе не опасны, но, если их соберется целый рой, это уже грозная сила. Моя темная магия привлекает и более сильных духов, которые питают гордыню и власть и сами питаются от них. Они тянулись к кругу, наполняя его своим дыханием. Негемет тоже почувствовала их; я заметила, как она смотрела вверх и в ее глазах вспыхнул охотничий огонек.
Я двигалась по периметру, напевая древнее заклинание. В центре крута лунный свет столкнулся с магическим, серебро смешалось с синевой. Появился туман, который постепенно сгущался. В нем метались смутные тени, но им не удавалось материализоваться. Я видела вуаль провидицы, видела, как призрачные пальцы сжимают Глаз, но фигур оказалось слишком много. Их голоса звучали как–то отдаленно, словно эхом доносясь из леса Роквуда.
— Мы устали. Не вызывай нас сейчас. Мы не станем говорить.
— Тогда ступайте, — сказала я. — Все, кроме одной. Я призываю Леопану Птайя. Пусть она предстанет передо мной!
Сонм духов исчез, оставив единственную фигуру. Она была приземистая и округлая, как идолы Единой Матери. На обнаженной груди у нее росли звериные когти, а черное траурное лицо было закрыто алой вуалью. Черная Провидица. Она сняла вуаль, открыв огромные ноздри на пол–лица и неулыбчивые пухлые губы. Черной ее называют не за цвет лица: она самая сильная из оставшихся провидиц и ближе всех к смертной плоти. Провидица вставила Глаз в левую глазницу, и зрачок внезапно потемнел и ожил.
— Я Птайя, — сказала она. — Что тебе нужно от меня?
— Я не звала вас всех. Почему ты не явилась одна?
— Мы были связаны вместе. Этой ночью творится слишком много колдовства. Спрашивай, и покончим с этим.
— Мне нужно найти кое–кого. Ее назвали Фернандой, но я перекрестила ее в Моркадис, в честь ее Дара. Я хотела сделать ее своей сестрой, смешать нашу кровь, но она предала меня и сбежала, желая моей смерти. Но я жива, и я вернулась в мир. Я верну себе свое Королевство! Однако сначала я должна поквитаться с ней. Где она?
— Ни далеко, ни близко. Станешь искать ее — только напрасно потратишь силы.
— Почему? — спросила я. Обычно Леопана не бывала такой уклончивой и скрытной.
— _Она_ найдет _тебя._ Немного терпения, и она придет. Она всего на расстоянии круга.
— Что ты имеешь в виду? Говори прямо!
— Я сказала. Ты умна, Моргас, и твоя сила велика. Река Смерти защитила тебя от любого оружия, что кусает. И все же я скажу тебе — берегись! Ты слишком гордая, дочь Севера, слишком жадная и мстительная. Но найдутся еще более гордые и голодные. Не меряй себя по большому пальцу, не то проглядишь мизинец.
Я чувствовала ее гнев и понимала, что слова ее продиктованы именно им. Это не предостережение, а проклятье. Ее Глаз сверлил меня, но не мог пронзить.
— Я призывала тебя не для того, чтобы получить твой совет, — сказала я. — Расскажи мне о видениях или храни молчание. Тебе есть что сказать мне?
— Все, что живет, должно… умереть…
Ее голос затих. Она вынула Глаз из глазницы, закрыла лицо вуалью и исчезла, не дожидаясь, когда я отпущу ее. Видимо, мои чары ослабели, вот только не пойму почему.
Я снова направила свою волю в круг, крепче сжав его периметр и раздвинув границы ночи. Я вызвала старейший дух из числа тех, что стали общаться с людьми. Он проявился в виде человека едва выше метра ростом, с еще не сформировавшейся фигурой, с чистым детским личиком. Вот только глаза у него были не детские. Я говорю о нем в мужском роде ради удобства и в силу привычки, хотя на самом деле пол Ребенка неизвестен. То в нем проявляются женские черты, то он больше похож на мальчика. На нем была белая шелковая туника, а на золотистых кудрях красовался венок из листьев.
— Эриост, — приветствовала я его, — кто также зовется Валлорном, Идунором, Вечномолодым Сифрилом. Твоими именами я связываю тебя. Ответь на мои вопросы.
— Ты забыла упомянуть многие другие имена, — сказал Ребенок. — Я еще и Теаган Красивый, Магарак Разрушитель и Варли Убийца. Спрашивай что угодно, но ты не можешь заставить меня отвечать.
— Я ищу некую Фернанду Моркадис, ведьму с незрелым Даром и неразвитыми навыками. Однако сдается, что ее неискушенное колдовство слишком тонкое и ускользает от взгляда мудрых и дальновидных.
На безмятежном лбу залегла морщинка, а в умудренных опытом глазах загорелся огонек.
— Я не чувствую никакой тонкости, — сказал он. — Но у нее есть сила, хотя и поменьше твоей, и смелость, чтобы пустить ее в ход. Она придет к тебе — и придет скоро, — и когда она придет, ты должна убить ее. Не колеблись и не пытайся пленить ее. Убей. Иначе тебе не увидеть следующего дня.
— Ты переоцениваешь ее, — сказала я. — Мой Дар сильнее, моя сила воли прочнее. Мне не может повредить ни одно оружие, даже пушки современного мира. Когда я доберусь до нее, я сломаю ее, как ненужную поросль.
— Молодые побеги быстро восстанавливаются, — сказал Эриост. — Ты призвала меня, так внимай моим словам. У нее есть сокровище, которого у тебя никогда не было. Смертные высоко его ценят.
