Николай Басов - Магия Неведомого

А потом однажды ночью Фран проснулся с ужасом. Потому что прямо на ночной дороге, которую они выбрали перед закатом и которая куда-то должна была их вывести, на него навалился… звук. Всего одна нота или несколько нот, но слитых воедино. Звук этот был нескончаемым, и от него волосы вставали дыбом, озноб прокатывал по коже, а в костях возникала слабость и холод… Это значило, что они вот так, незаметно, перешли границу владений Госпожи и находились теперь под властью Вильтона Песка. О том, что это окажется так неприятно, так страшно даже, Фран и не догадывался прежде. Даже Калемиатвель стал беспокойным, но он все же был подчиненным и потому лишь немного поскулил, перед тем как снова уснуть.

Под утро звук этот сделался незаметным, но Франу почему-то казалось, что он не проходит, не исчезает, а продолжается, только они к нему привыкли, попросту смирились с ним. На големов, впрочем, это тоже произвело впечатление, они стали бежать чуть медленнее, а еще, когда Фран решился их покормить, потому что первая неделя путешествия подошла к концу, съели куда больше, чем рекомендовал еще в Верхнем мире шут Кнет Кокон.

Они ели и ели, глотали огромные кучи этой самой смеси, и выходило, что бочонков топлива для них хватит на меньший пробег, чем ожидалось. Но Франа это не особенно обеспокоило, как и Калмета.

– Да чего уж там, господин, – говорил его эльф-оруженосец, – может, мы и переборщили с пудрой этой, но ведь тут люди живут, и все, что нужно, можно купить… – Он даже поделился своими знаниями. – А если порошок кончится, мы тут нефтью запасемся, ее с гор привозят сюда под названием каменного масла.

– Откуда ты знаешь, что големы и нефть могут пить? – спросил его с подозрением Фран.

– Так слышал я про големов этих Госпожи нашей, только не думал, что доведется поездить на них. Про нефть мне точно говорили, могут ее пить эти… – Он мотнул головой в сторону, показывая на топочущих рядышком големов. – Я даже подумал, господин, что у господина Оле-Леха будет больше сложностей с теми конями, которые ему достались. Те вовсе, как мне трактирщица сказала, человечиной питаются, а где ее взять, если боя не происходит? Это ведь после хорошего боя трупов разных полно, чтобы ту четверку прокормить, а без сражения – не получится.

– Помолчи, – коротко приказал слуге Фран.

А сам стал думать, что и впрямь, может, у Оле-Леха сложнее будет задача, чем у него. И от этого почему-то все стало казаться чуть проще.

Деревни и даже города во владениях Вильтона оказались совсем другие, чем те, что они видели до сих пор. Тут было больше нелюдей, то есть гоблинов, орков, троллей и всяких прочих. Да и люди тут выглядели иначе, какими-то недокормленными, голодными, костистыми, с темноватой кожей. И одевались они беднее и скуднее, меньше было цветных одежд, все выглядело каким-то серым или бурым, да и оружия из них почти никто не носил при себе.

Но с этим можно было легко примириться, а вот с чем примиряться не хотелось – так с местной едой. Как правило, это была только соленая до невозможности брынза и капуста, которую тут готовили десятком разных способов. Чаще всего ее мелко рубили и жарили на каком-то не очень вкусном животном масле, отчего она делалась такой же бурой, как и одежда местных обывателей.

Но в общем, Франу уже не о местной кухне следовало думать, а о том, чтобы приступить к исполнению задания Госпожи. Вот только он не понимал, как к этому подступиться, не чувствовал, что может что-то сделать. Нет, на самом-то деле, как найти смертного, которого ему не удосужились даже описать и советов по этому поводу никаких не предложили?

Раздумывая над этим, он стал полагать, что големы каким-нибудь способом его сами определят и выведут на нужное место… Но потом сообразил, что все не так, ему, и только ему, следовало догадаться, кого и как найти и вытащить отсюда, чтобы Госпожа была довольна.

Мимо портшеза все так же, как прежде, мелькали деревни, иногда показывались замки странной, резковатой архитектуры. Иногда, но уже куда реже, чем в начале дороги, раскидывались города, но в них Фран еще не входил. Не до того было, или он все же понимал: если начнет в них заглядывать – только потеряет время, которого и так было не слишком много.

Неугомонный Калмет и тут не выдержал, высказался:

– Все же Госпоже нужно было снабдить нас более определенным приказом, чтобы мы могли… ну что-нибудь предвидеть, что ли.

– По зубам захотел, отродье? – взъярился Фран. – Тоже мне, Госпожу учить вздумал!

Калмет, конечно, не испугался, но умолк. И это было неплохо, потому что Фран и сам не знал, что ему делать. Да и взъярился он на оруженосца от ощущения непонятности и собственного бессилия, не иначе.

А потом, уже к исходу второго дня, как они оказались во владениях Вильтона Песка, когда они грохотали, по-прежнему незаметные для местных, по довольно наезженной дороге между полей несжатой ржи, случилось вот что.

Это была девушка, по всей видимости из какой-нибудь близкой деревни, с примесью человечьей крови, но в этом Фран был уже не вполне уверен. Она шла по краю дороги, удерживая в руке васильково-голубой платок, помахивая им на каждом шагу. Она смеялась, чуть закидывая голову, и даже не повернула голову в сторону пронесшихся големов, которые на этот раз так пылили по дороге, что не заметить их было вовсе невозможно. Или посмотрела, но ничего не увидела и почему-то – не удивилась. Просто пошла дальше, смеясь над своей здоровой, молодой радостью.

А потом она свернула вбок и спокойно, будто обычные вихри от чего-то невидимого каждый день проносились мимо нее, пошла по другой дорожке, более узкой, чем прежняя, наезженная. И так же помахивала своим платком, будто скромным, но не менее значимым, чем армейский вымпел, знаком жизни и почти полного довольства этим вот вечером и этой дорогой.

Тогда Фран, высунувшись почти по пояс из передка портшеза, заорал:

– Белый, стой!

Сразу, впрочем, остановиться не удалось, големы так разогнались, что пробежали еще шагов двадцать, прежде чем действительно остановились. А Фран лихорадочно обдумывал свое решение и наконец-то решился:

– Белый, сворачивай на ту дорогу, куда девушка эта пошла, с платком.

Приказ получился не очень внятным, но командир големов понял. Они довольно неуклюже развернулись, причем Франу пришлось держаться за какой-то ремень, свисающий сверху, с деревянной рамы носилок, а Калмет, дурья башка, и вовсе чуть не выпал, и пошли шагом к повороту. Свернули и снова стали разгоняться, поднимая за собой отчетливую пыльную полосу.

Фран попытался снова увидеть эту девушку, но… никого не увидел. Она просто как-то растаяла во ржи, стоящей сбоку от дороги, в пыли, поднятой големами, в мареве солнца, бьющего теперь в глаза Франу. Или он все же ее заметил, но она показалась ему теперь уже не юной и счастливой, а пожившей матроной, едва ли не старухой, и одеяние у нее было не цветастым, а серым, даже тот платочек, который был прежде васильковым, и не улыбка освещала ее лицо, а старила печать скорби и неизбывной муки…