Джон Робертс - Конан в Чертогах Крома

- Непременно, Доброго дня тебе, госпожа, и спасибо за гостеприимство. Я добра не забываю.

Весь день Конан ехал маленькими долинами между гор. Он совсем не встречал жителей, а зверье - лишь изредка. Еще было похоже, что Этцель успел порядком-таки похозяйничать в этих местах. Конан проехал несколько сожженных дотла деревень, окруженных заросшими полями и запущенными садами. Некогда это была процветающая, обжитая, любовно возделанная страна. Теперь она понемногу вновь превращалась в дикие, дебри.

Что ж! Конана не касались здешние беды. По крайней мере, именно это он пытался внушить себе начиная со вчерашнего вечера. Получалось с трудом.

Молодой киммериец поневоле предавался тягостным размышлениям, но бдительности ни в коей мере не терял. Однажды он заметил далеко впереди на дороге всадников и поспешно убрался в лес, отъехав подальше, чтобы конь случайно не выдал его ржанием. Понятное любопытство снедало его, и он, привязав коня, вернулся к дороге. Надо же выяснить, что за народ встречался в здешних местах!

Ему только показалось странным, почему они не заметили его тогда же, когда он засек их самих.

Облюбовав развесистое дерево, нависавшее над дорогой, он проворно вскарабкался на ветки. И вытянулся на огромном суку, не дававшем рассмотреть его снизу. Чтобы заметить его, человек, едущий по дороге, должен был бы посмотреть точно вверх. Да еще знать, где искать и кого. Конан лежал абсолютно неподвижно, почти не дыша. Обычный человек не выдержал бы в таком положении и нескольких минут. Конан мог не менять позы часами.

Скоро он расслышал отдаленное звяканье сбруи и топот копыт. Потом под ним проехал передний всадник. Глаза у Конана округлились от изумления, но это так и осталось его единственным движением. Всадники были отнюдь не из местных! Конан со всей определенностью опознал в них заморийцев. Он знал, какую одежду и какое конское убранство предпочитали в Заморе. Да и внешность... Это были невысокие, вороватого вида мужчины, смуглые и бородатые. Что, интересно бы знать, потерял в этих местах заморийский отряд?.. Всадников было пятеро, и ехали они точно туда, откуда прибыл он сам, - в страну Эльфрид. Конану это не слишком понравилось, но, спрашивается, что он мог сделать?..

Зато, по крайней мере, он выяснил, почему они его не заметили. Они выросли на плоских равнинах и среди голых каменистых холмов своей страны и не успели привыкнуть к лесистым предгорьям Пограничного Королевства.

Когда отряд скрылся из виду, Конан осторожно слез с дерева и отправился за конем. Заморийцы варвару не понравились. Выглядели они отъявленными ворюгами. Не очень думая, что делает, он инстинктивно развернул мерина и направил его следом за ними. Потом вспомнил о своем долге и о клятве, данной Хатор-Ка. Выругался и вновь повернул лошадь в сторону Имирова Перевала.

К вечеру он оказался неподалеку от крепости Этцеля. Выглядела она в точности так, как описывала Эльфрид. Грубо сложенная каменная стена в самом деле полностью перекрывала неширокую долину, и миновать ее вправду оказалось не так-то просто. То есть пешим порядком Конан без большого труда одолел бы утесы. Но вот легко ли будет найти по ту сторону перевала хорошую лошадь?.. Если он хотел поспеть вовремя, коня следовало держать при себе до последней возможности.

Между тем близилась темнота: скоро придется останавливаться и устраиваться на ночлег. В конце концов киммериец решил найти уютное местечко и спрятать коня, а потом отправиться на разведку и рассмотреть крепость поближе. Жизнь давно научила его: человеку, которому угрожает опасность, никогда нелишне изучить своего недруга как можно подробней...

Привязав коня в глубине леса, на приличном расстоянии от ближайших деревень, Конан оставил его пастись и направился к крепости. На дорогу он не выходил - двигался рядом с ней, прячась в молодой поросли кустарника, заполонившего просеку. Случайно набредя на старое кострище, Конан взял остывшие угли и разрисовал свое тело и лицо пятнами и полосами. Он знал, что такая раскраска сбивает с толку глаз возможного наблюдателя, как бы нарушая естественные, привычные контуры. Еще он старался поменьше шуметь. В применении к Конану это значило, что он попросту перемещался абсолютно беззвучно. Как и накануне, он был облачен в одну набедренную повязку и пояс с мечом. И скользил по лесу, точно бесплотное привидение.

Когда он добрался до укрепления, уже совсем стемнело. Глаза Конана привыкли к постепенно сгущавшемуся мраку, да и света месяца для человека с такой обостренной чувствительностью, как у варвара, было более чем достаточно. Неженка из городских беспомощно тыкался бы в лесных потемках, налетая лбом на деревья, но только не Конан! Даже ночью он ориентировался в лесу не хуже любого пикта. Недаром он жил среди этого племени - несмотря даже на вековую неприязнь, которую питал к пиктам его народ.

Как и Крэгсфелл, где правила Эльфрид, крепость Этцеля оказалась сложена из грубо обтесанных камней, отнюдь не скрепленных известкой. Выбоины и выступы валунов были для Конана все равно что удобная лестница. Ему случалось одолевать стены, слишком гладкие и неприступные даже по мнению знаменитых заморийских домушников. Как-никак он провел детство в горной стране, беспрерывно лазая по утесистым кручам. Весьма полезная практика для человека вроде Конана: он ведь в своей жизни большей частью только и делал, что залезал вовнутрь либо удирал из таких мест, которые строились именно в расчете на пресечение нежелательных проникновений!..

Тем временем внутри крепости Этцель посиживал с дружками за пивом при свете небольшого огня в каменном очаге посреди оружейной. Свет играл на наконечниках копий, красиво расставленных по стенам. Копья перемежались короткими луками, и при каждом находился колчан стрел. Выше на стенах висели боевые топоры и дешевые мечи - такие сотнями покупали мелкие правители для простых воинов своего войска. Туранские и немедийские купцы продавали их связками. Незамысловатые, почти ничем не украшенные, в умелых руках они были столь же эффективным орудием убийства, как и самые изысканные клинки, сработанные великими кузнецами...

Этцель, широкоплечий здоровяк, кутался в плащ из медвежьего меха, несмотря на близость огня. Его борода, некогда золотая, была испещрена сединой, по лицу пролегли глубокие морщины. Лицо, когда-то мужественное и красивое, покрывали нездоровые багровые пятна, под бледно-голубыми глазами висели темные мешки. Белки глаз пожелтели, их расчертили красные прожилки. Это было, в общем, то жалкое, что возраст и всяческого рода излишества оставили от некогда великолепного мужчины и воина. Телесные пороки сгубили его плоть, а ум был безнадежно развращен жадностью, ненавистью, мстительностью и неуемной жаждой так называемого величия.