Лилия Батршина - Поплачь о нем, пока он живой

— Ты не обнаглела ли, а?! — Бьёрн подскочил с кровати, едва не сметя чернильницу, и загородил девушке дорогу. — Я тебе что говорил?!

— Да помню я, что ты говорил! И не ори на меня, — Любава сложила руки на груди. — Думаешь, по своей воле пришла бы? Так всех в замке зашугал, что никто и сунуться не смеет с вестью важной, видишь, мне пришлось! Жена, как-никак!

— О боги… — Бьёрн закатил глаза. — Ты думаешь, я не знаю?! Ты думаешь, Гилрэд просто так по замку бегает, потому что ему размяться захотелось?!

Любава застыла с открытым ртом. Некоторое время в голову не приходило никаких даже намеков на ответ, и она просто смотрела на Бьёрна, в его усмехающиеся глаза. Потом она всплеснула руками и отвернулась.

— Нет, ну это как называется? — спросила она у стены напротив. — А мне он зачем сказал, что ты ничего не знаешь?

— Я его убью… — проникновенно пообещал Бьёрн. — Ей-богу, убью…

— Угу, — мрачно кивнула девушка. — Я тебе помогу. Чем смогу.

— Отлично. Так и будешь тут стоять?

Любава развернулась и пожала плечами.

— Да нет уж, пойду, а то руки чешутся за тряпку да за веник взяться, начну — не удержишь, — с вызовом и хитрецой улыбнулась она.

Бьёрн закатил глаза и покачал головой.

— Мы сегодня выступаем, — неожиданно сказал он.

— О, ну значит, будет время… — начала было Любава, но потом до нее дошел смысл сказанного, и она округлила глаза. Из стиснутого неожиданным ужасом горла вырвалось: — Ч… что?

— Угу, — Бьёрн подошел к столу, подхватил начавший падать меч, застегнул пояс с ножнами, пнул какую-то груду бумаг на полу, выудил из-под нее вторую перчатку, взял ту, что валялась на кресле, и подхватил походную сумку, предварительно сунув туда карту. — И знаешь, я бы хотел, чтобы ты сюда не лазала и я нашел все в таком же виде. Вернемся недели через две, может, позже.

— Б… Бьёрн… — от ужаса Любава стала заикаться. — А… а… Я с тобой!

Бьёрн выразительно постучал кулаком по лбу.

— Сиди дома, куда ты собралась? Ты хоть представляешь, куда и зачем мы идем?! Не возражай!

— Бьёрн, да я ж тут с ума сойду за две недели! Я здесь, а ты… там… — Любава умоляюще посмотрела на него.

— Слово мужа, а тем более короля — закон, — отрезал Бьёрн, не зная, как ещё можно отвязаться от девушки, прошел мимо нее. — Дверь закрой, пожалуйста. И не забудь, что туда тебе путь заказан!

Любава машинально послушалась. Руки дрожали, пальцы не слушались, и дверь скорее захлопнулась от сквозняка, чем от её усилий. "А вдруг… — пронзило девушку. — А вдруг он… не вернется?" И она ничего не успеет… ни сказать, ни… и потеряет его навсегда…

— Бьёрн! — Любава вскинула голову и побежала за ним. — Бьёрн, подожди!

Муж развернулся подчеркнуто раздраженно, хотел уже что-то сказать, но Любава, подбежав, бросилась ему на шею и прижалась губами к его жестким губам.

Он опешил. На минуту замер, будто его пригвоздили к месту, бухнулась на пол сумка из разжавшейся руки…

Любава целоваться не умела, но, наверное, какой-то инстинкт вложили боги от рождения женщине… Почему-то немного кружилась голова, и она вцепилась Бьёрну в рубашку так, словно он был её единственным спасением…

Он шатнулся на шаг назад, не сводя с девушки расширенных от удивления глаз. Потом опомнился, подхватил сумку, развернулся и быстро пошел прочь, пытаясь прийти в себя, собрать путающиеся мысли, осознать, что поизошло….

Любава тихо улыбнулась. Пусть знает. Пусть знает…

…Смолка встретила хозяина удивленным фырканьем. Бьёрн похлопал её по холке, потом обнял за шею и уткнулся в гриву. "Боги, что со мной происходит?.. Почему я не могу спокойно относиться к ней, к её поступкам, почему меня трогают её слова?.."

Смолка насмешливо фыркнула: "Получил? От любви никому не спрятаться…"

…Следующие две недели были для Любавы сущим кошмаром. Она в буквальном смысле сходила с ума от тревоги, она жутко волновалась за Бьёрна, страшно по нему скучала… Боги, боги! Могла ли она подумать раньше, что когда-нибудь будет по нему скучать?.. Тоска и тревога измучили девушку совсем, в конец; по ночам её преследовали кошмары, от которых она просыпалась в холодном поту. Только на вторую неделю она более-менее успокоилась, но улыбка все равно была редким гостем на её побледневшем лице…

Она часто ходила на скалу за замком, подолгу сидела там, глядя на закат, на море, на птиц. Она вспоминала, как они стояли здесь с Бьёрном… И именно здесь, в момент особо острой тоски у нее вспыхнуло в голове это слово — «люблю». "Люблю, — повторила про себя Любава. Положила голову на руки. — Я… его… люблю…"

Надо ли говорить, что запрет Бьёрна заходить в его комнату не подействовал. Любава пришла туда в конце второй недели, когда терпеть стало совсем невмоготу, надо было чем-то отвлечься. Оглядела царивший в комнате бедлам, вздохнула и начала потихоньку прибираться. "Бьёрн вернется — убьет", — подумала она и улыбнулась. Груду на столе она тронуть не решилась, подняла валявшееся на полу, аккуратно сложив все на подоконнике, разобрала и расправила кровать. Затем смахнула пыль отовсюду, подмела пол — а то под ногами аж песок хрустел и, как перекати-поле, катались комочки пыли — и, встав на стул, открыла окно, чтобы проветрить. Из него послышался обычный шум на дворе, звон мечей, крики птиц и… и ещё далекий топот копыт. Любава замерла, прислушиваясь, потом высунулась в окно по пояс. Над дорогой к замку появилось облако пыли, из которого вскоре вынырнули всадники. И один из них был до боли знаком…

— Бьёрн… — прошептала Любава. Не сдержав радости, подпрыгнула и чуть не свалилась со стула, воскликнув: — Бьёрн!

Вихрь унес девушку из комнаты вниз, на крыльцо…

…Бьёрн спрыгнул на землю и похлопал по холке какую-то незнакомую Любаве лошадь, совсем не Смолку. Потом бросил слугам пару слов про обоз с ранеными, который должен подойти ближе к вечеру, и помог спешиться Гилрэду. Парень был как-то бледен и непривычно молчалив и серьезен. И тут взгляд Бьёрна натолкнулся на Любаву…

За эти две недели он многое понял, покопавшись в себе. Бессонные ночи, проведенные в одиночестве у костра, помогли расставить все по местам, найти нужные слова, которые удивляли и… и одновременно пугали. Разве мог он когда-нибудь подумать, что этот брак, брак по расчету, станет для него чем-то большим? И не эту ли цель преследовали Дунгром и Гилрэд, когда говорили, что жениться ему просто необходимо?

Любаву как будто пригвоздило к месту. Ноги стали ватными, в глазах поплыло, она оперлась на перила, чтобы не упасть. Она так долго ждала… и дождалась. Он вернулся…

Бьёрн поднялся на крыльцо и остановился на несколько ступеней ниже девушки, будто поджидая отставшего Гилрэда. Он шел медленно и с трудом, но помощь отвергал.