Стивен Эриксон - Память льда. Том 2

— Ты говоришь так, будто многое о них знаешь.

— Периодически заходят двое солдат. Они поклялись защищать мою дочь. И рассказывать мне о ней, раз уж больше никто не удосуживается, — и я им за это благодарна.

— Я не знала…

— Это тебя тревожит? Думаешь, мне открыли какие-то ужасающие тайны? Запретишь им приходить?

Корлат положила ей руку на плечо.

— Хотела бы я, чтобы ты могла смотреть мне в лицо, Мхиби. Я не собираюсь ничего запрещать. И я не знаю, хранят ли от тебя какие-то страшные секреты. На самом деле теперь я хочу найти этих двух солдат и отблагодарить их.

— Оставь их в покое, Корлат. Они не просили о благодарности. Они обычные солдаты, две женщины из империи. Благодаря им я знаю, что Крупп временами навещает Серебряную Лису. Должно быть, прижился в роли доброго дяди. Такой странный человек, покоряющий даже вопреки ужасному проклятию, которое он на меня наложил.

— Проклятию? Ох, Мхиби, из всех, кого я видела, Крупп меньше всего похож на человека, способного кого-то проклясть. По-моему, он вряд ли мог даже предположить, что с тобой сделает перерождение Рваной Снасти.

— Твоя правда. Я понимаю это. Его призвал Старший бог, который либо захотел вмешаться, либо уже был замешан. Было создано «чудовище», как прозвал её Каллор, — и он оказался в чём-то прав. Высохший труп Ночной Стужи, запертая внутри душа Рваной Снасти — и всё это сплетено вместе т’лан имасским колдовством. Кошмарное создание. Старший бог собирался уберечь её, и для этого зачем-то ему понадобился Крупп. Вот почему даруджиец сделал всё, что мог, веря, что это милосердие. Но не дай себя обмануть, Корлат. Крупп и его Старший бог решили использовать дитя в своих целях. Это вышло случайно или они намеревались поступить так с самого начала? Разве это сейчас важно? И вот, Крупп теперь стал спутником Серебряной Лисы. Они сговорились. Я же не слепая…

— Сговорились? Против кого, Мхиби?

— Сложно поверить, что ты не знаешь.

— Очевидно, ты решила, будто все мы сговорились… против тебя.

— А разве нет? — Собрав крохи оставшихся сил, Мхиби отшвырнула миску прочь, услышала сначала всплеск, потом стук — и удивлённый вскрик Мурильо, который, похоже, оказался у неё на пути. — Охраняете меня! — прошипела Мхиби. — Кормите. Следите, чтобы я не наложила на себя руки! И это не сговор? А моя дочь, моя родная дочь, приходит ли она? Навещает ли? Нет! Когда в последний раз я видела её лицо? Когда? Я едва ли могу вспомнить!

Корлат положила руку ей на плечо. Её голос звучал тихо, но напряжённо:

— Я услышала тебя. Я докопаюсь до истины. И когда узнаю, я тебе расскажу. Даю слово, Мхиби.

— Тогда расскажи мне, что произошло? Сегодня днём. Я ощутила… нечто. Событие. Колл и Мурильо обсуждали ссору между Круппом и Брудом. Скажи, Серебряная Лиса была в этом замешана?

— Она была там, — ответила Корлат. — Присоединилась ко мне, когда я отправилась на зов Скворца. Я буду с тобой честна, Мхиби. Что-то действительно произошло, перед стычкой между Брудом и Круппом. Твоя дочь нашла себе… защитников, но она не посылает их защищать себя. По какой-то причине она уверена, что ты теперь в опасности. Я не знаю, в какой.

А я знаю. О, Корлат, доброта ослепила тебя. Я в опасности, да. Но источник этой опасности — я сама.

— Защитников? Кого? Что?

Корлат сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Серебряная Лиса просила меня ничего тебе не говорить о них. Я не поняла почему, но согласилась. Теперь я понимаю, что это было неправильно. Неправильно по отношению к тебе, Мхиби. Это заговор, частью которого я не желаю быть. Защитники твоей дочери — волки. Древние, гигантские звери…

Ужас охватил Мхиби. Зарычав, она потянула руки к лицу Корлат, раздирая её кожу ногтями.

— Охотники! — закричала она, когда тисте анди отшатнулась прочь. — Они хотят убить меня! Моя дочь… Моя дочь! Она преследует меня во снах! О духи, она хочет убить меня!

С тревожными криками Колл и Мурильо запрыгнули в повозку, но Корлат шипящим шёпотом приказала им успокоиться. Мхиби не замечала их. Она не замечала окружающий мир. Она содрогалась, царапая ногтями воздух, а её грудь пылала жгучей изменой, испепелившей сердце. Моя дочь! Моя дочь!

И мой голос дрожит.

И глаза мои молят.

А в её руках нож, а во взгляде лишь холод, холодная решимость.

Ухмылка сползла с лица Скворца, когда, повернувшись навстречу Корлат, чтобы взглянуть в её глаза цвета раскалённого серебра, он увидел четыре параллельные царапины на её правой щеке. Раны ещё сочились кровью, которая стекала по подбородку и капала на устланный камышом пол.

Малазанец чуть не сделал шаг назад, когда тисте анди двинулась к нему.

— Корлат, что произошло?

— Услышь мои слова, любовник, — ледяным тоном проговорила Корлат. — Какие бы секреты ты ни утаил от меня про перерождение Рваной Снасти, про этих проклятых т’лан айев и про то, что ты велел сказать Мхиби тем двум солдатам, охраняющим ребёнка, ты откроешь их мне. Сейчас.

По его телу пробежал мороз, черты лица исказились под напором её ярости.

— Велел? — спросил он тихо. — Я не отдавал никаких приказов. Даже защищать Серебряную Лису. Всё, что они сделали, сделано по их воле. Не знаю, что они могли рассказать и что привело к такому, но беру ответственность на себя как их командир. И я уверяю тебя, если нужно их наказать…

— Остановись. Подожди, пожалуйста. — Корлат что-то поняла и теперь дрожала.

Скворец хотел было обнять её, но передумал. Корлат нужно было утешить, он чувствовал это, но инстинкты говорили, что она не готова принять утешение. Малазанец осмотрелся, нашёл относительно чистый платок, смочил его в миске с водой и протянул тисте анди.

Корлат молча смотрела на него, её глаза приобретали синевато-серый оттенок, но взять платок она даже не попыталась.

Скворец медленно отпустил руку.

— Почему? — спросила Корлат. — Почему Серебряная Лиса настаивала, чтобы её мать не знала про т’лан айев?

— Не имею ни малейшего понятия, кроме того, что она сказала тогда. До этого момента я думал, что ты знаешь, Корлат.

— Ты думал, я знаю.

Он кивнул головой.

— Ты думал, у меня от тебя… секрет. Что-то связанное с Серебряной Лисой и её матерью…

Скворец пожал плечами.

— Ты собирался обвинить меня?

— Нет.

Она смотрела на него широкими распахнутыми глазами. Повисла тишина.

— Худа ради, промой мои раны.

С величайшим облегчением он подступил ближе и нежнейшими касаниями начал промакивать царапины.