Дмитрий Тедеев - Бусый Волк
Он думал, у него здесь семья, но оказалось, семья жила сама по себе, а он стоял в стороне. Тщился примерять на себя Беличью шкуру, но, как он ни старайся, настоящим Бельчонком ему не стать никогда. Лакомка, не умевшая притворяться, просто самой первой это ему показала.
Бусый умом понимал, что рассуждает очень несправедливо, что мать и отец от горя бы поседели, вздумай он вывалить им это в глаза. Он пожалеет их, он никогда им ни полслова не скажет, но… как же больно-то, как больно!..
Задыхаясь от бега и слёз, Бусый мчался по лесу, не разбирая дороги, всё равно куда, лишь бы подальше. Измучиться бегом, глядишь, и отступят чёрные мысли… Только вот измучиться всё не получалось, слишком крепок был Бусый, вынослив и легконог. «И это тоже во мне… не по-Беличьи…» Березняк кончился, справа и слева воткнулись в самое небо кронами сосны. Здесь Бусый остановился и постоял, прислушался к себе с жалостью и отвращением, махнул рукой на всё сразу и снова направился неведомо куда, только уже не побежал, а поплёлся. Потом лёг на маленькой, уже подсохшей поляне и подумал о том, как славно было бы прямо здесь помереть.
Лежать было холодно, душевную муку сменили безразличие и сонливость.
Вновь поднявшись на ноги, мальчишка равнодушно побрёл, зная: куда бы ни занесли его ноги, под вечер небось к дому-то вынесут. Не пугать же родню, не заставлять разыскивать его, дурака.
«Родню…» И кривая усмешка проползла по его губам.
Бусый вскинул голову, заслышав шорох над головой. Краснохвостая белочка собиралась спускаться по сосновому стволу, но что-то её остановило на полпути. Она уставилась на Бусого двумя любопытными бусинками, как будто ожидая чего-то.
Плох тот Бельчонок, у которого не отыщется с собой угощения для родни… Бусый пошарил в поясном кошеле, вытащил три орешка.
И протянул их зверьку на раскрытой ладони, заранее зная, что сейчас должно было произойти… Испуганное, а то и гневное цоканье… мгновенный взлёт к безопасной вершине…
Нет, белочка доверчиво пробежала сверху вниз по стволу, даже коснулась его руки коготками. Но орехов не тронула, махнула хвостом, исчезла.
Бусый выпрямился, уронив наземь орехи.
Он был чужим для них. Чужим в роду Белок.
«Я, может, и венном зря себя называю…»
Бусый сел на корточки и остался сидеть. Что с того, что он был приёмышем. У Белок хватало приёмышей, но лесные белки относились к ним точно так же, как к кровной родне.
«А я? Я чем хуже? Почему я один?..»
Знать бы, что он кому сделал, за какие грехи с ним так обошлась Хозяйка Судеб. Но – обошлась, и дальнейшая жизнь перестала существовать. Бусый слышал, что есть на свете сироты, люди, у которых совсем никого нет, и что эти люди так и живут – одни, умудряясь как-то с горя не помереть.
«Я так жить не смогу. Я не хочу…»
Один…
«И огонь очажный в доме – не мой. И меньшие, кого в люльках качал – не сестрички мне и не братики…»
Чьи-то шаги вторглись в его бессвязные мысли, шаги были знакомые, Бусый не стал оборачиваться. Вот рука осторожно коснулась плеча. Бусый устало поднял глаза.
Рядом стоял Ульгеш. Вот ведь – и леса толком не знает, и что ему, спрашивается, до зарёванного Бусого, пытавшегося убежать от себя? А догнал, и торчит напротив, чёрная рожа, и смотрит огненно-жёлтыми глазищами, словно кто его об этом просил…
– Надо что? – спросил Бусый неласково.
Мономатанец сел под тем же деревом, касаясь его плеча своим, и ничего не ответил.
Встреча
На Крупце заканчивался ледоход, с верховий плыли редкие льдины. Осока с Бусым и Ульгешем не торопясь шли берёзовой рощей, что тянулась вдоль берега Крупца сразу от деревни Зайцев. Солнце ощутимо пригревало, по северным склонам холмов ещё лежал снег, но на подсохших буграх лезла из земли отважная зелень. Осока смотрела по сторонам, хотела увидеть первый подснежник.
Сегодня втроём они ещё раз побывали на буевище. Ульгеш принёс деду свечку, которую сам справил из белёного и красного воска. Хитрая была свечка, кручёная и о двух фитильках.
– На что так? – спросил Бусый.
– Дедушка Аканума был жрецом Мбо Мбелек. Там, дома, – не очень понятно ответил Ульгеш.
Бусый не стал особо вникать и расспрашивать, отложил на потом.
Льдины плыли мимо, унося с собой чьи-то расплывшиеся следы, трепетал на ветру маленький двойной огонёк… Ульгеш заслонил свечку куском коры, чтобы не гасла. Он сказал:
– Я плохо учился у дедушки… А теперь по ночам и звёзд почти не видать…
Бусый давно заметил, что на реку можно смотреть хоть с утра до вечера – не надоест. Так же, как и следить за огнём. И движущаяся вода, и пляшущие языки пламени – живые, и жизнь эту можно постигать без конца. Колояр, помнится, рассказывал, как Соболь учил его собирать воедино ум и внутреннюю силу, всего лишь наблюдая за течением реки или за пламенем. И не просто собирать, но и множить достигнутое единение, питая его от пламени и воды. Соболь говорил, это умение может сделать воина непобедимым. Бусый ещё попросил Колояра научить и его. Тот смутился и пообещал научить, только чуть попозже, ему, мол, самому эта наука пока ещё не очень даётся, вот немного освоится, тогда уж и Бусого станет учить…
Как недавно всё это было.
Осока тоже наблюдала за льдинами. И тоже наверняка думала о Колояре. Может, и ей он что-то пообещал, чего никогда уже не сможет исполнить?
Втроём они обошли мокрый, с надувшимися почками ракитник и увидели на том берегу Крупца большого медведя, вышедшего к воде.
Медведь пристально смотрел на них жёлтыми глазами, а на спине у него распластался неподвижный, искалеченный человек.
Бусый сам не помнил, как шагнул вперёд, загораживая Осоку. Ульгеш от неожиданности что-то воскликнул на своём языке. А Осока…
– Колояр!..
Смахнув мальчишек с дороги и дико крича, она ринулась по речному откосу и с разбега сиганула в стылую воду. Вынырнула и, расталкивая плывущие льдины, напролом, бешеными саженками поплыла на другой берег. Прямо к тому месту, где стоял медведь со своей страшной ношей.
– Колояр!..
Ошалевшие было Бельчонок и Кот рванули вдогонку. Да где им! К тому времени, когда мальчишки переплыли Крупец и выскочили на берег, Осока уже снимала с медвежьей спины несчастного парня. Бусому бросилось в глаза, что тот вправду напоминал Колояра. И статью, и лицом, и русым золотом волнистых волос…
На медведя сумасшедшая девка не обращала никакого внимания, подавно не боялась его, а и что тут бояться, ведь он даже помог стянуть с себя парня, лёг на снег… Вроде бы вздохнул с большим облегчением…
Ни мальчишки, ни Осока – никто не уследил, куда потом подевался чудесный медведь. То ли растворился в чащобе, то ли растаял как утренний туман над рекой…
Человек же остался. Он лежал на медвежьем одеяле, разостланном прямо в снегу. Одеяло было огромно. Хватило и под голову подвернуть, и сверху закутать… Вот только глаз парень не открывал, а дышал ли?.. И Осока металась, не зная, за какое дело схватиться в первую голову. Зажигать костёр или на подмогу людей звать? Одежду свою рвать на полоски, чтобы ему раны перевязать?..
Зато Бусый сразу сообразил, что ему делать. Всякий жизненный случай даётся нам ради науки, тот не воин и не мужчина, кто не умеет учиться. Бусый свою науку усвоил накрепко. И сейчас, когда рядом не было Соболя, мальчишка вмиг понял, что человек уходил. Уходил безвозвратно, вовсе не собираясь возвращаться. И остановить его обычными лекарскими средствами никак не удастся. Можно лишь попытаться позвать: вдруг услышит…
«Так-то так, но Осока для меня вроде родной, вот она и услышала. А этот, кто я ему? И нашли-то мы его на левом берегу… Да как нашли…»
Бусый уже привычно зажмурился, стиснул кулаки, собирая всё, что было у него внутри…
Он сразу понял, что не совладает. Его зовущий голос был тонок и слаб. Он ничего не значил для уходившего человека.
«Один, без Соболя… Никто мне не поможет…»
Помощь пришла неожиданно, и такая, какой он вовсе не чаял. Рядом с его дрогнувшим голосом неведомо откуда возникли другие. Они переливались лунным светом, снегом и серебром, блеском зеленоватых глаз, прохладой меха, жарким дыханием.
Весной волкам не время и недосуг выть, но они выли.
Матёрый оглянулся на бегу и вознёс к небесам призывную песнь, и ему коротко отозвалась волчица. Переярки подхватили, пустили лететь по ветру свои голоса. Маленький волчонок взлетел по ним, прыгая с одного на другой, и настиг, и повис на ноге, стаскивая человеческую душу обратно в дневной мир.
На волчий вой, как на крик рожка, со всех ног побежали Белки и Зайцы, смекнувшие: всё не просто так, в лесу что-то случилось. Кому-то помощь нужна.
…Отпущенный Предком, он вновь отправился было к ушедшей много лет назад маме. Но на полдороге в него вцепился клещом, повис невесть отколь наскочивший незнакомый малец. Вцепился и нипочём не отпускал, давился злыми отчаянными слезами и слушать не слушал никаких слов. Человек досадовал на задержку, но не отшвырнуть же, в самом деле, от себя дитё неразумное! А взъерошенный, похожий на волчонка мальчишка держал намертво… Пока на речном берегу не появились люди.
