Андреа Хёст - Бродяга
– Пространства что конкретно? – спросила я, осознав, насколько ограничен горизонт. Совсем не то, что я себе представляла.
– Однажды мы, возможно, сможем точно ответить на этот вопрос, – произнесла Зи, пока Мейз и Мара «сканировали-местность-на-предмет-врагов». – Пока что мое любимое определение, что это отброшенные воспоминания населенных миров, собранные воедино увядающие фрагменты прошлого, которые постоянно двигаются и соединяются.
Думаю, если кто-то возьмет миллион пазлов и перемешает все кусочки, а потом случайно соединит так, что можно двигаться от одного к другому, получится то же самое, но версия Зи куда поэтичнее.
– Ионоты – воспоминания обитатели миров? – Кажется, мне удалось их удивить.
– Это одна из теорий, – отозвался Лон. – Может, в твоем мире все-таки хоть частично сохранилась история Муины.
– Мы много развлекательного фэнтези, – пояснила я.
И почему никто не верит, когда я говорю, что земляне не произошли от муинцев?
Вернулся Мейз:
– Вроде все чисто. Начинаем.
Эксперименты ничем не отличались от уже привычных. Как всегда, весь мой вклад заключался в стоянии рядом. Хотелось бы хоть понять, как создавать эти треклятые иллюзии. И все же было занятно наблюдать, как Мейз один за другим швыряет булыжники, поднимая потрясающее облако из камней и пыли. Большинство еще неиспробованных навыков первого отряда вроде работали, и ребята были особенно довольны из-за одного, как-то связанного с вратами. Но я обрадовалась, когда все решили, что пора возвращаться.
А потом, по дороге к вратам, через которые мы зашли, я увидела другие, маленькие, размером с две моих головы. И сквозь них проглядывало нечто настолько знакомое, что у меня чуть сердце не остановилось. Я-то уж точно замерла, и на моей внутренней записи заметно, как быстро среагировали Зи и Алей. Двигаясь на периферии поля зрения, молниеносно прикрыли меня с краев. В тот момент я видела только это.
– Именно так выглядит твой мир? – в конце концов спросил Мейз.
Я пожала плечами. Ощущение предательства было таким сильным, что хотелось закричать.
– Некоторые части. Австралия много красной грязи. Небо – особенный свет… я забыла, какое небо большое. Это правильный вид дерево. – Я потерла лицо и добавила на английском: – Рыдать над чертовым эвкалиптом. Жалкое зрелище!
Я сдержалась. Выдавила что-то, чтобы отряд двинулся дальше. Приказала себе дотерпеть хотя бы до возвращения на Тару, где заявила, что устала и хочу в душ. Уверена, ребята не обманывались насчет моего состояния, но им хватило ума понять, что они не могут ничего исправить, и доброты, чтобы, ненадолго заглянув к медикам, проводить меня в комнату и оставить одну.
Я думала, все по-настоящему. На одну секунду, пока не заметила расплывающиеся края, решила, что это Земля. До сих пор помню, как внутри все сжалось, как каждая моя частичка сначала замерла, а потом радостно подскочила, лишь затем, чтобы рухнуть.
Разом нахлынули все так долго сдерживаемые эмоции. Все безуспешные попытки смириться с тем, что я – бродяга, лишняя, ненужная, и никогда не стану здесь своей. А завтра мой день рождения. На краткий миг я понадеялась, что шанс есть, что я смогу вернуться домой и провести день рождения там, а теперь просто не знаю, вынесу ли эту ужасную пропасть, разверзшуюся внутри после мгновения веры.
Хочу домой.
Понедельник, 11 февраля
С днем рождения!
Проснулась я на своей кровати. На СВОЕЙ кровати. Моя кровать, моя комната, мой мир.
Почти, но не совсем.
Каким-то образом я оказалась в околопространстве Земли. Сначала ощутила холод и только потом заметила, что большая часть стен словно испарилась. Замерзла я жутко, продрогла до костей, как если бы сидела зимой на морозе. Хотя зима в Сиднее обычно проходит без минусовых температур, торчать на улице в одних трусиках и футболке до середины бедра все равно не шибко весело.
Вот только сейчас холод волновал меня меньше всего. Без понятия, как мне это удалось, но я очутилась максимально далеко от места, куда мечтала попасть. Я встала, покачнулась на одеревеневших ногах и открыла дверь.
В околопространстве все перемещения происходят будто под водой. Можно поднимать предметы, но внешне легкие приходится передвигать с усилием, а вот тяжелые взмывают вверх неожиданно легко.
Для начала я просто огляделась. Все эти обыденные домашние мелочи казались столь знакомыми и правильными. И сделанными как положено, а не так, как их делают на Таре. Так, словно они МОИ. Я активировала запись. Снимать окружающую обстановку, фиксировать воспоминания, чтобы позже пересмотреть, – уже стало привычным автоматическим действием.
Многого не хватало. Стены и мебель, большие и более долговечные предметы интерьера отличались достаточной плотностью, но детали поменьше представляли собой лишь дымку, по очертанию которой я могла предположить, что тут должно находиться – скорее кляксы, чем нечто вещественное… На книжном стеллаже виднелись впечатления от книг, массивные и красочные, но на парочке полок – тех самых, куда мама ставила свои любимые издания – я могла различить обложки и даже взять что-нибудь в руки.
Сад на заднем дворе оказался неожиданно реальным. Маме нравилось, что у нас есть сад, но она особо им не занималась, потому он выглядел как нечто в деревенском стиле: сплошные зеленые заросли, которые нужно постоянно пропалывать. Все на месте – кусты, листья, цветы. И даже тот особый аромат, хотя все вокруг словно сглажено стальной дымкой. А вместо голубого неба – лишь синевато-серая размытая акварель.
Я вышла на улицу в поисках врат. Думала, тут будет как в околопространстве Тары, и я смогу изучить все попавшиеся на пути прорехи и найти те, что ведут на планету, а не в Эну, ну а там уж посмотреть, получится ли сквозь них пройти.
Но врат не было. Во всяком случае, видимых глазу. Я шагала вперед в поисках любого знака, и зернистый асфальт под босыми ногами казался теплее, чем все остальное вокруг. Муина и Тара находятся в районе с множеством «разрывов», и потому у них столько проблем с ионотами. А вот околопространству Земли врат определенно не хватало.
Не знаю, почему не испугалась еще больше. Думаю, холод притупил здравый смысл. Логически я понимала, что вместо желанного перемещения серьезно вляпалась. И если наткнусь в этом мире «воспоминаний» на монстров, то исключительно на земных. Монстров с человеческими лицами; монстров, творящих друг с другом всякую жуть. И это даже без учета хищников-не-людей настоящего и прошлого Земли и существ, в которых мы так любим наряжаться. Пусть Австралия – одно из самых безопасных мест для жизни, здесь все же случается много плохого. Впрочем, я скорее умерла бы от холода и голода, чем став чьим-то обедом.
Слишком закоченевшая, чтобы переживать об опасности, я просто вернулась к очертаниям своего дома и села на ступеньках заднего крыльца. Я не могла понять, как сюда попала, но не сомневалась: это не сон. Надо было найти что-то достаточно плотное, чтобы согреться, и побродить вокруг в поисках врат.
Пространство казалось спокойным местом, и единственный шум, который я различала, походил на ветер или какие-то помехи, отдаленные, но постоянные. Не знаю, услышала ли я еще хоть что-то, но вдруг почувствовала странное покалывание во всем теле, словно нечто пронеслось мимо. Я резко вскочила, осознав, что практически уснула, и уставилась через плечо на знакомые доски ограждения веранды и раздвижную дверь на кухню.
Тени. На веранде виднелись еле заметные стол и стулья, а еще тени. Легчайший намек на силуэты людей, которые будто тускнели или темнели, стоило мне двинуть головой. У меня даже мысли не возникло, что это могут быть ионоты. Исполненная надежды, я начала вертеться и шагать туда-сюда, пока не остановилась в дверном проеме, откуда открывался наилучший вид. Я тут же узнала папу – он высокий и все время сутулится. Мама сидела рядом. Та невысокая тень, наверное, Джулс. Прямо передо мной.
Я знала, кричать бесполезно – уже заметила, что звуки не проходят совсем. Попытка проковырять дырку в пространстве ни к чему не привела. Зацепиться не за что, просто воздух. Однако странно густой, вроде тех врат, сквозь которые мы шли с первым отрядом. Я сосредоточилась на этом ощущении и попыталась уловить невидимую грань между моим миром и собой, веря, что если смогу ее нащупать, то и оттолкнуть получится. Я наклонилась, чувствуя щекой это грань, наблюдая и мечтая, чтобы тени обрели формы и я их разглядела.
И будто уткнулась в резиновую стенку, которая сопротивлялась малейшему натяжению, но с каждым миллиметром видимость улучшалась. Вот мои тети. Облачно, хотя дождя нет. И все пришли на обед в честь моего дня рождения… даже папа и Ник. У последнего вместо щеки сплошной синяк. На коленях у мамы Миммит, наша пятнистая кошка. Мама выглядит такой уставшей, изнуренной и непохожей на саму себя, и я знаю, что все из-за меня, и упираюсь в стенку все сильнее и сильнее.