Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
— Она тут болтает, будто народ вызвал Пестователя из Нави, а он назвал меня «умершей».
— Она лишь повторяет то, что говорят в граде, — попытался утихомирить гнев королевы Херим.
— Хватит уже этой лжи. Не веришь же ты, будто кого-нибудь можно вызвать из Нави.
— Можно, — твердо заявил канцлер. — В день Умерших на перекрестках дорог зажигают костры, чтобы мертвые могли обогреться. Для них оставляют еду, чтобы они могли наполнить свои пустые желудки. Если кто знает искусство чар, то мог и вызвать Пестователя.
— Посредством чар можно вызвать дух, но не живого человека.
— Вчера, как тебе ведомо, в Крушвиц прибыл караван екпеческих возов. Муслимины принесли мне на продажу сапоги из вавилонской кожи. Говорили, будто бы видели Пестователя в Гнезде, как вновь сел он на своем троне. Авданцы, вроде как, выслали в Гнездо корону комеса, то же самое сделал и Палука. А что теперь сделаешь ты?
Зифика вновь взорвалась:
— Это по твоему совету я отослала в Мазовию почти что всех своих воинов. Так что теперь давай-ка вставай с ложа и защищай меня перед Пестователем. Он назвал меня умершей. Когда сегодня утром я прогуливалась по валам града, люди глядели на меня как на мертвую.
— А я не советовал тебе убивать Пестователя. Почему не можешь ты уважить людей, которые тебе желают добра? Граф Фулько хотел быть твоим мужем и защищать тебя от врагов. Ты могла сохранить Мазовию, а Фулько был бы тебе защитой. Но ты его убила. Ты думала, что при известии о смерти Пестователя все повалятся перед тобою на колени? Но так не случилось.
— Но почему? Скажи мне, почему так не произошло? — спросила Зифика уже спокойным голосом, поскольку верил, будто бы Херим все еще любит ее и желает ей добра.
— Помнишь тот вечер, когда ты — еще как Зифик, а я вместе с тобой, очутились во главе небольшого отряда войск Пестователя? Тогда я сказал: как же легко добыть власть. А ты мне насмешливо ответила: встань во главе этих вот воинов, как Пестователь, и тебя разнесут на мечах, поскольку ты не Пестователь.
— Тот миг я помню, Херим. Скажи мне тогда: что есть такого в Пестователе, чего нет во мне или в тебе?
— Не знаю, Зифика. Имеются такие люди, которые, что бы не взяли в руки, чего бы не коснулись, что бы не сделали — и это нечто становится малым, отвратительным, никчемным. И существуют такие люди, которые, чего бы не коснулись, взяли в руки, что бы ни сделали — это становится большим, благородным и даже возвышенным. Ты убила Фулько и Пестователя, и это было названо преступлением. Пестователь стольких людей убил, перебил целые роды — а это было названо великим и благородным деянием. Ты заняла Крушвиц, и тут же сказали, что ты его подмяла под себя и ограбила. Он завоевал столько краев, земли Длинноголовых и Крылатых людей, а никто ничего подобного не сказал, это было названо расширением границ державы. Власть представляет собою тайну, Зифика. Он этой тайной овладел. Этому он обучился при дворе ромеев, он на память знает Книгу Громов и Молний. Как никто другой вокруг овладел он умением названия дел, людей и явлений. Чувствую я, что хворь моя не проходит, и что смерть моя близка, Зифика. Но ты тоже уже умерла, раз он так тебя назвал. Прощай…
И Херим протянул женщине дрожащую руку, она же подала ему свою ладонь, которую Херим поцеловал. Зифика поверила, будто бы он умирает и сочувствует ей. Не знала она, что как только покинула комнату, Херим хлопнул в ладони и приказал слугам принести свой меч, кольчугу, щит и кувшин сытного меда. А затем, медленно попивая мед, еще раз задумался он над вопросом Зифики, который показался ему одним из важнейших, что задавали ему во всей предыдущей жизни.
Зифика поступала подло, поскольку желала, пускай через преступления и трупы, власти для своего сына Кира. Пестователь был велик и творил деяния благородные, даже если убивал и травил, как вытравил он целый род Лебедей, ибо целью его было пробуждение спящего великана и создание великой державы. Для людей самое главное — великая цель, а не средства, к этой цели ведущие. Так было всегда, и так будет и в будущем до тех пор, пока люди, которые пишут историю, не назовут преступником Юлия Цезаря или же Карла Великого. Это пишущие историю во всем виноваты, ибо Великая Цель поражает их словно солнце и делает слепыми в отношении отдельных преступлений. Но, разве, по сути своей, можно ли сделать что-либо по-настоящему великое, не совершая постоянно выбора между судьбой единицы или небольшой общности, и судьбой своего грандиозного замысла? Разве не заколебался и сам Пестователь, когда Спицимир советовал ему убить княжну Хельгунду, и теперь вот князь Карак вступил в Державу Полян с претензиями и правами на трон Пепельноволосых. Сколько людей падет теперь на стороне Карака и на стороне Пестователя только лишь потому, что Даго поколебался убить одну-единственную женщину, совершить одно-единственное преступление? Сотни людей станут протягивать теперь руки из Нави и взывать к Пестователю: мы, господин наш, погибли, ибо ты пережил наслаждение жалости.
Тем временем, Зифика тоже приказала подать себе кувшин меду, выпила одну чарку, облизала губы и хлопнула в ладони. Пришедшему на вызов савроматскому воину она приказала отправиться в посад, в дом благородной госпожи Арне, чтобы та прислала ей на ночь молодого мужчину для занятий любовью. За деньги, ибо никто из ее воинов-савроматов давно уже не имел отваги вступить в ложе своей повелительницы. «Не умерла я. Я живая, поскольку мучит меня телесная жажда», — уверяла себя Зифика. При этом она качалась своими ладонями грудей и бедер… Она считала, что таким образом уверит саму себя в своем существовании, пускай даже если Пестователь назвал ее мертвой. До самой темноты сидела она сама в комнате, лишь ненадолго заглянула в помещении, где две няньки занимались маленьким Киром. Зифика была уверена, что это он, этот маленький мальчик, был причиной всех ее неприятностей, забот и несчастий. Она не любила его. По-честному, призналась она сама себе, никогда я не любила собственное дитя, но власть, которой могла достичь посредством Кира. Никого она не любила, если не считать краткого момента, когда любила Пестователя. А если бы у нее имелся выбор, даже и в этот момент убила бы она Пестователя, как уже сделала это в Плоцке, ибо, любя его, уже ненавидела за то,
