Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
— Но ведь ты же его не боишься, Спицимир? Ведь не ты отравил его, а только Зифика. Ты закрыл перед нею ворота Гнезда и Познании, чем дал доказательство своей верности. Разве плохо я воспитываю маленького Лестка. Милостями осыплет тебя Даго Пестователь и возвысит над другими, поскольку ты не поступил так, как другие, ты не приказал изготовить для себя корону комеса.
— Но один раз сел я на его троне, моя любимая. И подумал тогда: зачем мне служить повелителю, раз и сам могу быть повелителем.
— То была всего лишь одна мысль, Спицимир. Одна краткая мысль, и ничего более. На троне ты уселся ради шутки, потому что все потом смеялись, что ты ногами не доставал до пола.
— Смеялись… — с горечью в голосе повторил Спицимир. — А ведь я подобный смех могу сунуть им обратно в горло. Не нужно быть красивым и рослым, чтобы восседать на тронах. Нужно только лишь быть сильным. Я могу окружить Воронью Гору сотнями своих воинов и приказать убить Пестователя, у которого, похоже, воинов почти и нет.
Жена его какое-то время молчала.
— А знаешь ли ты, что значит стать убийцей Пестователя? — спросила она у Спицимира шепотом. — Сейчас тебя слушаются, потому что ты управляешь от имени малолетнего Лестка. А что будет потом? Кто будет тебя слушать точно так же? А если случится Мор или неурожай, не станут ли тебя винить за это? Или ты думаешь, что достаточно просто забраться на белого коня, надеть на себя золотой панцирь, который носил Пестователь, украсить голову Священной Андалой, чтобы быть им?
— Нет у тебя зрения, милая, так что не видишь, какой красивый мальчик твой сын Наленч.
— А Лестк? Или ты думаешь, что я его не полюбила? И считаешь ли ты, что если нет зрения у меня в глазах, то я уже ничего не думаю, ничего не чувствую? А вдруг я вижу дальше, чем другие, Спицимир? Вот сейчас я не боюсь никого, кто входит в мою комнату, а ведь потом всякий шаг станет пробуждать мой страх. Если умрет Лестк, то столь же быстро может умереть и Наленч, ведь каждый будет думать: раз Спицимир сделался повелителем, то чем я хуже Спицимира? Ты начнешь войну с Авданцами и Палукой, ибо, пускай они и надели короны комесов, но все время говорят, что верны маленькому Лестку. Ну а что с Караком? Если он победит Зифику, то придет и за тобой. А вдруг он сблизится с Авданцем и Палукой? Я не вижу, как остальные люди, но замечаю, что стала нас заливать некая огромная река, а остановить наступление этой реки может только один человек: Даго Пестователь.
— Ты веришь, что он бессмертен? Что его не отравили, и что он живой ожидает меня на Вороньей Горе?
— Езжай и убедись сам. Насколько я слышала, это недалеко. Между Гнездом м Крушвицем.
— Он предсказывает день своего гнева. Снова станут меня называть Спицимором…
Она, похоже, не услышала его слов, потому что мечтательно говорила:
— Маленький Лестк называет меня мамой. Так что я мать будущего короля. С Лестком на коленях стану я восседать на троне рядом с Пестователем. Я попрошу его построить для нас золотую повозку, чтобы люди, которые видят, могли смотреть на меня и Лестка. Разве не говорил ты, будто бы я красива, так что все обязаны восхищаться моею красотой?
Спицимир поднял голову с колен супруги.
— Милая, — изумленно промолвил он. — Неужто и тебя укусила змея власти?
Она же ответила ему твердо, как никогда до этого:
— Запомни, что у меня два сына: Наленч и Лестк.
И говорят, что именно так, чуть ли не в один миг судьбу красивой, дикой и сильной женщины перечеркнули слова не менее красивой, но слепой и беспомощной жены Спицимира. Так играет нами судьба, которую некоторые называют роком или предназначением…
Тем временем случилось неожиданное потепление, которое длилось десятка полтора дней. С утра ярко светило солнце, по ночам же не было мороза, который придержал бы таяние снегов. Так что широко разлились даже самые малые речки, крупные затопили своими водами широкие пространства земли, неся в своих грязных стремнинах разваленные дома, бревна, трупы животных и утопленников, подмытые по берегам могучие дубы и ольхи. Набухли водой болота, и чуть ли не каждая вёска или град, что размещались на возвышении, на какое-то время сделались доступными только для лодок.
И как раз в такую вот теплую, предвесеннюю ночь во время полнолуния, бредя через таящий по лесам снег, добрался Спицимир до подножия Вороньей Горы и в царящей в округе тишине слышал болтовню ручьев, стекающих с вершины, где таяла толстая снеговая шапка. Спицимира сопровождал Тачала и трое воинов в черных плащах; поначалу он хотел забрать их больше, но лестк не соглашался. Ведь Спицимир сомневался в бессмертии Пестователя и скрывал в себе опасения, что Тачала прибыл к нему не по приказу Даго, но по указанию Зифики, которая желает заманить его в ловушку, убить и тем самым открыть для себя врата Гнезда и познании. Тем не менее, по совету своей жены, он отправился на встречу, хотя теперь, у подножия зачарованной горы приказал воинам обнажить мечи, да и свой тоже вынул из ножен.
Тачала никакого беспокойства не проявлял. Он направил коня на узкую тропу и начал по ней подниматься наверх, а подкованные копыта его жеребца громко стучали по камням. На самой вершине горы горел костер, который снизу был похож на искорку, но чем более приближались они, тем и он становился большим и большим. У костра прибывшие никого не увидели. Тот, кто разжег его, подбросил множество дров, а сам скрылся среди деревьев или же укрылся за могучим стволом Макоши. Костер пылал рядом с плоским валуном, на котором, как слышал Спицимир, слагали чкловеческие жертвы. Спицимир боялся этого места, испуг чувствовали и его воины, ведь тут — куда не повернись — кружили замерзшие и голодные духи из Нави. Но если Даго Господин и Пестователь вернулся из Нави, Спицимира никак не удивляло, что именно тут пребывал и что как раз здесь желал с ним встретиться.
Фыркали лошади, побрякивали стремена, конь Спицимира заржал, а сверху ему ответило ржание какого-то другого коня. То есть, кто-то был на вершине, кто-то конный, кто-то осторожный.
Вплотную, конский живот против конского живота, стали прибывшие на верху Вороньей Горы, прекрасно видимые в сиянии горящего костра.
— Это ты, светлый наш господин? — крикнул Спицимир в чернь, где находился расколотый ствол
