Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
«А может сесть на коня и во главе остатков савроматов сбежать в Мазовию», — размышляла она. В Мазовии, посреди тамошних рек, озер и лесов, маленьких оборонных градов она могла годами бежать от вызванного из Нави Пестователя. Но это означало, что завтра тот, словно на тарелочке, получит Крушвиц, твердыню, которую просто так захватить невозможно. Градодержец Кендзержа отдаст ему град с точно такой же охотой, как отдал ей.
«Он сказал обо мне: мертвая. А вот я через мгновение в ложе с мужчиной стану убеждаться, насколько я жива» — веселилась Зифика, наполняя медом вторую чарку.
Ожидая, когда сделается совсем темно, Зифика прикрыла глаза и про себя вновь переживала мгновения, когда в Плоцке видела Пестователя, с которого содрали всяческую одежду. Тогда она чувствовала себя самым счастливым существом на свете. Голый и неживой лежал он у ее ног, она же считала, что сделалась королевой полян. Почему так не случилось? Почему Спицимир закрыл перед ней врата Гнезда и Познании, а Палука, Авданцы и Ящолт заказали короны комесов? Почему не получила она державы, как получила от Кендзержы Крушвиц, который никто не мог взять до того?
Она сняла с волос Священную Андалу и положила перед собой на столе, глядя на золотистый камень. Херим был прав, когда говорил, что камень не блестит так ярко, как блестел на лбу Пестователя. Но вот почему? Почему?
Зифика чувствовала во рту сладкий вкус меда. Даго говорил ей, что власть слаще меда. Почему она не чувствовала этой сладости, зато все чаще испытывала впечатление, будто ее заполняет горечь.
Она хлопнула в ладони, а когда вошли два стража-савромата, приказала им, рявкнув:
— Повесьте Кендзержу! Я знаю, что он собирается сдать град Пестователю.
— Так ведь Пестователь мертв, госпожа, — осмелился сказать один из воинов.
Зифика бросила в него пустую чарку.
— Повесьте Кендзержу на балке под моим окном!
Те послушно вышли, чтобы исполнить приказ королевы.
«Ну а теперь, испытываю ли я сладость власти?», — разбирала Зифика собственные чувства.
Она подошла к окну, чтобы увидеть, как вешают градодержца. По ее приказу. Ради ее собственного каприза. В силу ее королевского могущества…
— Пора уже, Пестователь, — сказала Арне, — поднимаясь с ложа и ставя ноги на мягкой шкуре, покрывавшей пол. — Погляди в окно. Уже начинает смеркать.
Даго потянулся голым телом и облизал губы, заболевшие от страстных поцелуев. Вот уже месяц — с короткими перерывами на выезды в лес и встречи с лестками, а потом на встречу со Спицимиром на Вороньей Горе — пребывал в стыдном доме в Крушвице и занимался любовью с этой женщиной. Не думая о грозящей ей опасности от Зифики и Кендзержи, Арне приняла Даго, как только тот появился, она отдала ему собственное тело, предоставила вести, полученные от посетителей ее заведения. Это Арне помогла Пестователю организовать тайные встречи с лестками, преследуемыми савроматами; это она заплатила савромату, который из парадного зала двора украл для нее меч Тирфинг. «Я должен благодарить женщин за все зло и за все добро, — сказал ей как-то Даго. — Зифика навлекла на меня зло; Клодава и ты, Арне, открываете мне дорогу к трону. Знаешь, как я тебя называю? Повелитель Борделя, Отец Гулящих Девок. Никогда не пойму, почему обычные девки сохранили в отношении меня больше верности, чем те люди, которым я дал плащи воевод. Поверь мне, Арне, что если я когда-нибудь вновь взойду на трон, любая гулящая скорее сможет найти у меня понимание, чем самый пышный комес. А может, мир — это огромный бордель, в котором только девицы не строят из себя, будто бы являются чем-то большим, чем гулящими девками, и потому остаются наиболее честными?».
Арне чувствовала себя счастливой, что, пускай и на столь малое время, но имеет Даго исключительно для себя, и что он от нее такой зависимый. Она верила, как и все столкнувшиеся с Пестователем: да, он был мертвым, но из Нави вырвал его стон угнетаемого народа. Так что она боялась его, как обычные живые люди побаиваются мертвецов, но этот страх еще сильнее ее возбуждал и притягивал к этому мужчине. Она была готова отдать за него жизнь, хотя прекрасно понимала, что такие как он не отвечают добром на добро, поскольку их великие стремления заставляют жить их за пределами добра и зла.
Даго одевался быстро, но тщательно. Он натянул обтягивающие шерстяные штаны, льняную рубашку и надел фуфайку, на которой, ничего не зажимая, прекрасно лежала мастерская кольчуга, сделанная из сотен меленьких колечек. Он затянул кожаный пояс с коротким мечом, на плечо повесил ремень с Тирфингом.
— Ты не знаешь, что делает Херим? — спросил он у Арне.
— Все так же притворяется больным. А сегодня Зифика избила Людку, поскольку та сказала, будто бы ты, якобы, вышел из Страны Мертвых.
Даже Херим понятия не имел, что Пестователь скрывается в Крушвице, у Арне. Зато в борделе знали про всякое происшествие во дворе королевы, девки умели вытянуть из каждого, кто здесь бывал, все новые сообщения и даже сплетни и слухи.
Какое-то время Даго размышлял над тем, не надеть ли на голову куполообразный шлем с наносником, купленный ему Клодавой, но отложил его в сторону.
— Расчеши мне волосы, — попросил он Арне. — Сегодня я хочу быть красивым.
— Ты всегда красив, Пестователь, — с уверенностью заявила та.
А потом долго долго расчесывала его белые длинные волосы, которые еще вчера вымыла в пахнущей травами воде, так что они сделались пушистыми и мягкими.
— Пришли мгновения гнева моего, — произнес Даго, подставляя голову под гребень Арне. — Скажи, чего ты желаешь в замен за добро, которое я получил от тебя? Говорят, что не имеет значения, что человек говорит в момент гнева. Но мой гнев будет отличаться от гнева других людей. Одних я призову к жизни, а у других жизнь отберу. У одних все отберу, а другим все дам. Так что же я должен дать тебе?
— В свой двор ты меня не возьмешь, так как все сразу же догадаются, что прятался в борделе. Даже Госпожа Клодава не знает, где ты проживаешь. Нельзя, чтобы кто-нибудь говорил, что ты прибыл не из Нави, а их стыдного дома. Я же хочу, чтобы ты позволил мне перевести мой бордель из Крушвица в Гнездо. Тогда я буду ближе к тебе, ты же,
