Тэд Уильямс - Игра теней

— Я много раз мог приехать домой, однако я этого не делал, — признался Вансен. — Я боялся тебя, папа. Боялся, что ты будешь мной недоволен. Порой я ненавидел тебя и ничего не мог с этим поделать. Ненавидел за то, что ты всегда создавал трудности там, где их можно было избежать.

Впервые за долгое время отец перестал петь и погрузился в молчание. Он выпрямился, вода текла по его лицу и рукам, как дождевые капли по оконному стеклу.

— Я пленник своих убеждений, — произнес Падар Вансен. — Так мне всегда казалось. Но сейчас я ни в чем не уверен. Все унеслось, растаяло как дым…

Слова отца ложились на душу Вансена, как целительный бальзам на рану. Он упивался ими, как измученный жаждой человек, добравшийся до чистого ручья. Но старик не успел договорить, и они вновь оказались за пределами хижины, посреди пыльной пустоши, над которой тускло светилось сумеречное небо. Бородатый незнакомец по-прежнему опирался на посох — изогнутую узловатую палку, на вид такую же древнюю, как он сам.

— Ступайте в ту сторону, — изрек он и указал туда, где виднелось нагромождение красноватых камней, покрытых пылью. — Раздробите эти камни и вотрите их в свои тела. Тогда вы сможете пересечь свет последнего заката и сохранить память о самих себе. Это касается вас обоих. Там, куда вы отправляетесь, нет различий между живыми и мертвыми, все подчиняются одним и тем же законам.

Вансен подошел к куче камней, взял два из них, потер один о другой и превратил их в кроваво-красное крошево. Следуя наставлениям незнакомца, он натер себя каменной пылью и почувствовал, как в его тело входит свет. Когда он закончил, его тело засияло. Такое же чудо произошло с отцом — он тоже засветился изнутри и стал более материальным.

— Это вещество дает жизнь даже тем, кто не способен любить, — донесся до Вансена голос бородатого старца. — Живых оно защищает от смерти, ибо там, куда вы направляетесь, дыхание жизни притягивает смерть, как мед притягивает мух. А теперь идите.

И старец исчез, растворившись в пыльном облаке. Подобно вихрю, это облако закружилось на том месте, где он только что стоял. Вансен задержал дыхание, и со следующим вдохом поток пыли устремился в его грудь. Он сам стал пылью. Поток подхватил его.

Их окружал город, настоящий огромный город, по сравнению с которым город спящих был жалкой деревней.

По утверждениям оракулов, это поселение, величайшее из всех существующих, занимает все земное пространство. В какие бы дальние края судьба не занесла жителя нашего мира, под его ногами всегда находятся дома и улицы города Багрового Солнца. Если верить оракулам, здесь никогда не звучит смех, плач заменяют приглушенные всхлипывания, а пение — еле слышный шепот.

Феррас Вансен и его отец шли по городу, окутанному тишиной, словно пеленой тумана. У всех прохожих глаза были открыты, взгляды устремлены в пустоту, а лица выражали безнадежность. Вансен с трудом передвигал ноги, словно к ним привязали тяжелые камни. Все улицы походили друг на друга, ибо повсюду царили тоска и уныние.

Увлекая за собой покорного отца, Вансен двигался к центру города, туда, где стоял дворец повелителя Земли. Тысячи безмолвных призраков устремлялись в том же направлении — к исполинским черным воротам, притягивавшим их, как магнит. Многие путники были обнажены, наготу других прикрывали лишь ветхие лохмотья, которые позволяли разглядеть их тела, поросшие перьями, косматым мехом или разноцветной чешуей. Вансен не мог понять, кто перед ним, люди или чудовища. Они с отцом перемещались в толпе, как щепки, подхваченные медленным течением реки. Ворота и исполинские стены дворца становились все ближе.

Феррас Вансен взглянул на отца. Старик был единственным из этой толпы, кто шел с закрытыми глазами. Черты его по-прежнему оставались расплывчатыми, как дым, но обретенное сияние сохранилось и напоминало отражение пламени на серебряной поверхности. Приглядевшись, Вансен убедился, что остальные призраки тоже светятся — точнее, отражают свет окон дворца, залитых багряными отблесками заката.

— Обитель Дальнего Запада, — прошептал старик. Он не пытался ничего объяснить, просто повторял бессмысленные слова как молитву. — Гнездо ворона. Замок, где все распадается. Великое сосновое дерево…

— Но прежде мы должны миновать ворота Свиньи, — раздался чей-то тихий голос.

Слова разнеслись по толпе, как пламя охватывает поросшее сухой травой поле.

— Ворота. Ворота, — повторял приглушенный хор бесчисленных голосов.

Призраки сопровождали это слово стонами, хотя один из них хрипло засмеялся, словно впервые услышал шутку в мрачном городе цвета крови. Но вскоре его смех перешел в сдавленные рыдания.

— Свинья почует любой обман, и тогда всех нас проглотят, — звенело в воздухе.

Хор голосов становился все громче, темнота сгущалась, как дымовая завеса. Феррас Вансен уже не видел, что творится вокруг. Даже силуэт отца растворился во мраке. Вансен блуждал в непроглядной тьме, и голоса мертвецов сменились голосами животных, лающих, фыркающих, блеющих. Как будто призраки людей превратились в призраки животных. Оглушительная какофония звуков пронзала душу отчаянием и безнадежностью. Перед мысленным взором Вансена невольно возникла печальная картина — скотобойня, куда бредут стада испуганных бессловесных тварей. Казалось, темнота дышит злобой, угрожая вновь похитить его память.

«Такое уже было со мной, — твердо сказал он себе. — Я шел по дороге с хлыстом в руках, перегоняя стадо в Малый Стел. Это лишь воспоминание из моего собственного детства».

— Я Феррас Вансен, — произнес он вслух, обращаясь к пустоте. — Я жив. И я помню свое имя.

Кто-то приблизился к нему вплотную — он всем существом ощущал эту близость, опасную, как близость грозовой тучи. Неведомое, почти касавшееся его кожи, было так велико, что превосходило темноту. Оно отвратительно пахло. Вансен чувствовал, что оно забавляется.

— Ты действительно жив.

То были не слова и даже не мысли, но нечто неизмеримо большее, напоминающее перемещение пластов воздуха. Тем не менее Вансен понял их смысл. Он понял также, что сопротивление бесполезно, ибо тот, кто завладел им, обладает непостижимым для человеческого разума могуществом. Вансен не испытывал страха — страх был простым человеческим чувством, неуместным в этих обстоятельствах.

Вновь раздался голос, беззвучный и такой мощный, что его сила приводила в движение планеты и звезды.

— Проходи. Я буду говорить с тобой, а после Он примет решение. Ты умрешь или будешь жить… пока.

В следующее мгновение он оказался в самом странном месте, какое только могло представить воображение. Там были пышно убранные покои, и в то же время — жуткая яма; мрачный в своей роскоши тронный зал с небесным сводом вместо потолка, бесконечным и непроглядно черным. Дикая земля, на которой узлами вспухли древесные корни, серебряная башня, устремленная в беспредельную высь, сжимающая сердце боль печальных мотивов — все это невероятным образом соединялось здесь. Вансен был один, призрак отца исчез, но мириады теней метались по стенам гигантского зала. В самом центре замерла исполинская тень.