Вера Камша - Довод Королей

Когда цвет камней сравнялся, в Долину Света пришла ночь. Хвала Звездному Лебедю, Тэноллиан впал в беспамятство, и Роман больше не видел его взгляда. Правильные черты предателя приобрели горькое величие, присущее мраморным надгробиям. Кровь все еще сочилась из рассеченной вены. В крови были оба брата, крови было много, по крайней мере так казалось убийце, не отрывавшему взгляда от пульсирующих камней. Вот оно! Оба стали одинаково алыми. Роман сорвал браслет с руки Эльрагилла и одновременно всадил кинжал в сердце Тэноллиана, освобождая обоих. Одного от заклятья, другого от агонии.

2892 год от В.И.

15-й день месяца Дракона.

Арция. Мунт

Черные атэвские львы, как и тысячу лет назад, взирали вечными глазами на людскую суету. Горожане, непривычно важные и взволнованные, сидели на своих скамьях, разглядывая торопливо входящих в зал аристократов. Поскольку на завтра была назначена Большая Присяга, все высшие нобили были в Мунте, и нижние скамьи пестрели бархатом, парчой и атласом. Оноре Два-носа, страшно волнуясь, наблюдал, как герцоги и графы занимали свои места. Вот вошел Рогге-Стэнье и его нахальная супруга, оглянулись в поисках знакомых и важно проследовали к скамье в первом ряду. Несколько баронов с фронтерской границы, даже в Мунте не расстававшиеся с легкими доспехами, проводили их презрительным взглядом, но вынуждены были сесть сзади. Гордо неся красивые головы, вошли многочисленные братья, мужья сестер и кузены вдовствующей королевы, среди которых особенно выделялся Жорес. За ними, опираясь на руку брата, вошла и сама Элеонора, рядом с которой хромал протектор в простом черном плаще. За Александром, как пришитый, двигался Рафаэль Кэрна.

Протектор подождал, пока королева-мать опустится в специальное кресло, и поднялся на возвышение. Голос, который в случае необходимости перекрывал шум боя, наполнил Львиный Зал.

– Господа выборные! Вы, пользуясь свои правом, созвали Генеральные Штаты. Мы слушаем вас.

Оноре Два-носа покраснел, потом побледнел и начал спускаться вниз. Он знал, что ему нужно пройти ровно четырнадцать ступеней, но бедняге показалось, что их четырнадцать тысяч, и он никогда не спустится, а потом не поднимется наверх. Наконец он оказался рядом с протектором, поклонился и онемел.

– Мы слушаем вас, почтеннейший, – Александр говорил негромко и мягко, но в голосе его все равно прорывалась сила, – говорите.

Два-носа сглотнул и выпалил:

– Монсигнор, я... Я никогда бы не осмелился, но это важно. Ко мне пришел священник... Почтенный человек, и он рассказал... показал... Доказал такое... Я и почтеннейший Тенар Кай, старейшина цеха оружейников, и почтеннейший Натан Каберье, старейшина цеха ювелиров и златошвеев, и почтеннейший Филипп Пуат, старейшина цеха меховщиков... Мы решили...

– Что он мямлит? – презрительная реплика Аганна, прозвучавшая в тишине, подействовала на Оноре, как шпоры на лошадь. Глаза предводителя поваров и трактирщиков мстительно сверкнули, и он связно и коротко отчеканил:

– Выборные Мунта созвали Генеральные Штаты для того, чтобы сообщить: юный Филипп не имеет прав на корону.

– Что?! – чей-то истерический выкрик утонул в общем гуле. Кто-то вскочил с места, кто-то, наоборот, сидел, как пришитый, кто-то кричал, кто-то шептался с соседом. Взбешенная Элеонора чего-то требовала, топая ногой, но разобрать в поднявшемся гаме слова было невозможно. Первым опомнился протектор, властно поднявший руку.

– Тише, – каким-то непостижимым образом его услышали и замолчали. Александр Тагэре сохранил спокойствие, но на высоких скулах проступило подобие румянца. – То, что вы сказали, почтеннейший, немыслимо.

– Но это так, – упрямо буркнул Два-носа, – священник отец Поль здесь.

– Пусть он выйдет сюда и скажет то, что знает.

Отец Поль, старенький и седенький, уже торопливо спускался вниз, путаясь в складках облачения. Александру показалось, что он видел клирика и раньше, но вспомнить, где и когда, не мог. Несомненно, это было очень, очень давно.

Священник поднялся на коронный помост и, помаргивая слезящимися старческими глазками, повернулся к Александру.

– Монсигнор, я не мог взять грех на душу. Пока был жив король, я молчал, ибо он, несмотря на свои грехи, был законным королем. Я надеялся, что меня минует чаша сия, что я умру много раньше Филиппа Тагэре и перед смертью передам свою тайну на исповеди своему собрату, и уже он будет решать, что делать. Но судьбе было угодно, чтобы я, недостойный служитель божий, сам исполнил тяжелый долг.

– О каком долге вы говорите, святой отец?

– Я, – неожиданно просто сказал клирик, – служил в приходе Святого Андрэ Ланжского, и в 16-й день месяца Вепря 2869 года обвенчал Филиппа Тагэре и юную Клотильду Лагар, а в 2870 году в присутствии обоих родителей окрестил их дочь Маргариту.

Таким образом, брак Филиппа Тагэре и Элеоноры Гризье является недействительным, так как Филипп уже был женат, и жена его жива доныне. Значит, прижитые королем и его сожительницей дети, – священник горестно вздохнул, – являются незаконными и не могут наследовать корону.

– Это ложь, – крик Элеоноры был надсадным и отчаянным, – ложь! Этот человек подкуплен... Его подослали!!!

– Увы, дочь моя, – как-то так вышло, что дребезжащий старческий тенорок перекрыл вопли разъяренной женщины, как невзрачная степная лошаденка легко обходит статного, породистого коня, – то, что я сказал, истина, как бы ни горька она была для тебя. Я не мог допустить, чтоб корону Анхеля носил бастард. У меня есть доказательства. Есть запись в церковной книге, заверенная подписью и печатью Филиппа, есть его письма мне, Клотильде и Маргарите, при необходимости можно спросить их самих. Я знаю, где они.

– Даже одного из этих доказательств достаточно, – закричал какой-то приграничный граф, – святой отец прав. Хватит с нас Вилльо!

Губы Александра шевельнулись, но его расслышал лишь стоящий рядом Рито и не сразу понял услышанное.

«Так вот что узнал Жоффруа», – прошептал, опустив голову, протектор Арции и вздрогнул, как от удара, когда Оноре Два-носа, пользуясь правом героя дня, истошно завопил: «Да здравствует король Александр!»

2892 год от В.И.

15-й день месяца Дракона.

Оргонда. Дорога к Лиарэ

Виконт Малве украдкой взглянул на отца. Он так и не понял, какие чувства вызвало у того известие о смерти Филиппа Тагэре. Кто был для маршала этот человек? Сын лучшего друга, для которого он выиграл Бетокскую битву? Король, отрекшийся от старой дружбы? Брат Александра, Жоффруа и Марты? Политик, который мог выиграть войну, но предпочел обернувшийся не только позором, но и поражением мир? И что теперь будет?