Стивен Эриксон - Дом Цепей

Файэлле отлично понимала, что случилось с остатками армии Корболо. Она ощутила смерть Хенарас. И Камиста Рело.

Но Рараку с ними еще не закончила. О нет. Ничего еще не закончено.

Они доехали до плавного выезда из русла реки.

Мало о чем остается сожалеть…

Зашипели арбалетные болты. Лошади и солдаты кричали. Тела валились наземь. Ее лошадь пошатнулась и упала на бок. Ведьма не успела выдернуть ногу из стремени, умирающее животное прижало бедро, вывернув из сустава — по телу разошлась боль. Левая рука беспомощно подвернулась, кости треснули под немалым весом.

А потом она ударилась виском о камень.

Файэлле пыталась сфокусировать взор. Боль утихла, став чем-то далеким. Она слышала слабые вопли о пощаде, крики приканчиваемых раненых.

И тень упала сверху.

— Я тебя искала.

Файэлле нахмурилась. Нависшее лицо принадлежало прошлому. Пустыня состарила ее, но это все же лицо девочки. «О духи земные. Дитя. Синн. Моя давняя… ученица».

Она видела, как девушка поднимает нож, направляя острие вниз, и касается ее шеи.

Файэлле засмеялась: — Давай, мелкая кошмарина. Буду ждать у врат Худа… недолго ждать придется…

Нож пронзил кожу и хрящ.

Файэлле умерла.

Выпрямившись, Синн обернулась к спутникам. Они, все как один, деловито собирали лошадей.

Осталось шестнадцать человек. Нелегкие времена выпали Ашокскому полку. Голод и жажда. Налетчики. Проклятая пустыня.

Она наблюдала за ними, когда что-то иное привлекло взгляд.

На севере.

Синн медленно сказала: — Корд.

Сержант обернулся. — Чего… ох, сбереги Беру!

Западный горизонт претерпел изменение. Белая кайма, все выше и выше.

— Быстрее! — заревел Корд. — По двое!

Рука схватилась за плечо. Шип наклонился: — Едешь со мной!

— Эброн!

— Слышу, — отозвался маг на рев Корда. — Сделаю что смогу со взбесившимися горами, но не гарантирую…

— Хватит! Звон, бери Хрома на коня — он снова подвернул колено!

Синн последний раз полюбовалась трупом Файэлле. «Да, она знала. Что грядет. Теперь, верно, пляшет».

Кровавый нож выпал из руки.

Ее грубо подтянули кверху. Синн оказалась позади Шипа.

Лошадь мотала головой и дергалась. — Возьми нас Королева, — пробурчал Шип, — Эброн их огнем наполнил.

«Это нам понадобится…»

Теперь все они слышали звук, рев, посрамляющий лучшие проявления Стены Вихря.

Рараку восстала.

Чтобы взять разбитый садок.

Ведуны знали что случится. Бегство было невозможным, но коралловые островки высоки — выше, чем что-либо по эту сторону долины. На них и скопилась армия.

В ожидании вполне возможной гибели.

Северное небо стало сплошной массой белых клубящихся туч. Холодный ветер нарастал, ломая пальмы оазиса.

До них докатился звук.

Рев бесконечный, растущий — рев воды, что несется, пуская пену, сквозь обширную пустыню.

Похоже, Святая Пустыня хранит в себе не только кости и воспоминания. Не только призраки и мертвые города. Лостара Ииль стояла рядом с Адъюнктом, игнорируя зловещие взгляды, что продолжал метать Тене Баральта. Гадая… на высоком ли месте Жемчуг устроил могилу Ша'ик… и действительно ли то место достаточно высоко.

Она удивлялась всему, случившемуся с ней за последние месяцы. Видения горели в душе, опасные и загадочные, видения, способные заморозить кровь, дай им возможность восстать перед взором. Распятые драконы. Убитые боги. Садки огня и садки пепла.

Странно, раздумывала она, вспоминать о таком, когда яростное море рождается из ничего и растекается вокруг, затопляя всё на своем пути.

А еще страннее думать о Жемчуге. Она была с ним жестока, иногда намеренно. Не то чтобы ей было не все равно, нет, это просто шутки. Все так просто, а? Нет, ей не все равно.

Что за глупость допустить такое.

Усталый вздох рядом. Лостара скривилась, не оборачивая головы. — Вернулся.

— Как обещал, — мурлыкнул Жемчуг.

Ох, ей хочется его ударить за это.

— Задача… выполнена?

— Да. Предана глубинам и так далее. Если Тене Баральта все еще ее хочет, придется задержать дыхание.

Она оглянулась. — Неужели? Море уже такое глубокое? Тогда…

— Нет. Высоко и сухо. Но насчет глубин было поэтичнее.

— Я тебя реально ненавижу.

Он кивнул: — И у тебя будет много времени, чтобы насладиться этим чувством.

— Думаешь, мы выживем?

— Да. О, мы промочим ноги, но острова всегда были островами. Море затопит оазис. Ударит по дорожной насыпи к западу — это же была дорога на побережье. Подойдет к укреплениям, может, даже заглянет в них.

— Все это хорошо, — оборвала она. — И что будем мы делать на островах посреди внутреннего моря?

Жемчуг попросту пожал плечами, доводя ее до неистовства. — Можно догадку? Построим флотилию плотов и свяжем, создав мост к западной дороге. Море будет весьма мелким, даже если такой план не сработает. Но я верю в Адъюнкта.

Стена воды с громоподобным шумом влетела в дальнюю часть оазиса. Пальмы дико закачались и начали падать.

— Да, теперь мы знаем, почему лес обратился в камень, — прокричал Жемчуг сквозь рев воды…

…что текла по руинам, заполняя окопы Собакодавов и выливаясь в низину.

Лостара смогла убедиться, что Жемчуг прав. Ярость потопа уже утихла. Казалось, долина пьет воду, охваченная неудержимой жаждой.

Она внимательно пригляделась к Адъюнкту.

Та бесстрастно созерцала подъем моря, сжимая рукой эфес меча.

«Ох, почему это разрывает мне сердце?»

Пески засыпали трупы лошадей. Солдаты трех взводов стояли или сидели, поджидая остальной легион. Бутыл взобрался на дорогу, чтобы понять, откуда шум — и, шатаясь, принес новости.

Море.

Проклятое море.

И в душе Скрипача теперь ЕГО песня. Странно теплая, почти утешающая.

Все как один повернулись на грохот подков и увидели гигантского всадника на гигантском коне, что мчался по дороге на запад. За ним тащилось нечто, прыгающее и поднимавшее клубы пыли.

Образ этот остался у Скрипача надолго, даже когда пыль улеглась, слетев по склону.

Может, привидение.

Он знал, что это не так.

Может быть, их наихудший враг.

Но он знал: это не важно. Хотя бы сейчас.

Вскоре Улыба удивленно вскрикнула и Скрипач обернулся, как раз чтобы увидеть две фигуры на выходе из садка.

И невольно улыбнулся.

Старых друзей находить все труднее.

Но он их узнал. Они ему как братья.

Смертные души Рараку. Рараку, страны, связавшей их воедино. Их всех — даже за гранью смерти, как ныне стало ясно.