Гарри Тёртлдав - Тьма надвигается

Проснулась малышка Лейба и захныкала. Аннора выхватила ее из люльки, выпростала из-под рубахи грудь и приложила младенца к соску.

— Колбасу ты порежь, — проговорила она под жадное чмоканье.

— Ладно, — согласился Гаривальд.

Вместе с колбасой он едва не отправил в котелок пару пальцев, потому что больше внимания уделял жениной груди, чем своему занятию. Аннора заметила и показала мужу язык. Оба рассмеялись. Лейба тоже попыталась засмеяться, но и сосать не перестала, отчего подавилась, закашлялась и все забрызгала молоком.

Когда запах похлебки с кровяной колбасой начал действовать Гаривальду на нервы сильней, чем все инспекторы в Котбусе, он выглянул из дверей и позвал сына ужинать. Сиривальд примчался — грязный, перемазанный и веселый, как и положено пятилетнему мальчишке.

— Я бы сейчас медведя съел! — объявил он.

— Медведя нет, — ответила Аннора. — Ешь что дают.

Сиривальд послушно опустошил деревянную миску — поменьше родительских, но в остальном такую же. Аннора кормила Лейбу крошками овса и колбасы с ложки — малышка только училась питаться чем-то кроме молока, но очень старалась перемазаться под стать старшему брату.

К тому времени, когда семья закончила ужин, солнце закатилось совсем. При свете заправленной жиром вонючей лампадки Аннора наскоро прибралась в доме. Сиривальд зевал, пока не заснул на лавке у стены.

Аннора еще раз покормила Лейбу и уложила в люльку. Прежде чем она успела поправить рубаху, Гаривальд накрыл женину грудь ладонью.

— Ты о чем-нибудь другом можешь думать? — спросила Аннора.

— А о чем мне думать, о печатниках? — огрызнулся Гаривальд. — Это намного лучше.

Он привлек ее к себе, и, действительно, стало намного лучше. Судя по сдерживаемым стонам, Аннора тоже так думала. Она заснула очень быстро. А Гаривальд еще долго ворочался. Он думал о печатниках, хотелось ему того или нет.

Глава 3

Никогда прежде Бембо не видывал в небе над Трикарико столько звезд. Но, проходя темными улицами родного города, жандарм вглядывался в вышину не ради пересыпанных сапфирами и лалами бриллиантов на черном бархате небосвода — цепкий взор его опасливо выискивал на фоне звездных сокровищ быстрокрылые тени елгаванских драконов.

Трикарико лежал близ подножия хребта Брадано, по высочайшим пикам которого проходила граница между Альгарве и Елгавой. Порой Бембо мог разглядеть краткие вспышки света — точно падучие звезды — в непроглядной тени гор на восточном горизонте: там палили друг в друга солдаты короля и елгаванцы. До сих пор противнику не удалось прорваться через горы и выйти на равнины северной Альгарве. Жандарм был этому только рад: он про себя ожидал худшего.

А еще он ожидал, что елгаванцы пошлют на Трикарико больше драконов. В Шестилетнюю войну он был еще мальчишкой, но прекрасно помнил, какой ужас рождали падающие ядра. Тогда их было меньше, но и этого хватало. А в прошедшие годы елгаванские дракошни вовсе не пустовали.

Мимо прогудел вдоль становой жилы караван, покачиваясь в нескольких ладонях над землей. Фонари на переднем вагоне были замотаны темным полотном, так что на дорогу падал лишь узкий лучик света: если повезет, достаточно тонкий, чтобы ускользнуть от внимания вражеских драколетчиков.

Завидев жандарма, рулевой снял шляпу с пером, и Бембо поклонился в ответ. Возвращая шляпу на место, жандарм улыбнулся про себя. Даже война не заставила альгарвейцев отбросить привычную церемонную вежливость.

Но стоило ему завернуть за угол, как улыбка исчезла с лица. Ставни на винной лавке были закрыты не так плотно, как следовало, и сквозь щели лился на мостовую свет ламп. Сорвав с пояса дубинку, Бембо заколотил в дверь. «Затемнение!» — гаркнул он. Из дома послышался изумленный возглас, и миг спустя скрипнули ставни. Предательский огонек погас. Бембо довольно кивнул и двинулся дальше.

Белый мрамор каунианской колонны мерцал впереди даже при свете звезд. В давние времена Трикарико, как и большая часть северной Альгарве, принадлежал Каунианской империи. Памятники сохранились. А еще — редкие золотистые кудри среди медно-, песочно- и морковно-рыжего большинства. Жандарм не прочь был бы переправить и кауниан, и их памятники по другую сторону гор Брадано. Елгаванцы — тоже каунианское племя — полагали, будто следы прошлого дают им право на былые владения светловолосого народа.

О колонну опиралась женщина. Юбочка ее едва прикрывала ягодицы. Ноги были бледнее мрамора.

— Привет, красавчик, — окликнула она жандарма. — Не хочешь повеселиться?

— Привет, Фьяметта. — Бембо приподнял шляпу. — Иди лучше займись своим ремеслом в другом месте, а то придется тебя заметить.

Фьяметта грязно выругалась.

— В такой темноте дела не идут, — пожаловалась она. — Меня просто не видно…

— Ну, не сказать, — заметил жандарм.

В легкомысленные довоенные деньки он пару раз позволил ей откупиться своим товаром.

Она презрительно фыркнула.

— Да, и первый, кто обратил на меня внимание за весь вечер, — жандарм! Даже если ты и захочешь побаловаться, то все равно не заплатишь.

— Деньгами — нет, — признал Бембо, — но ты же пока занята своим ремеслом, а не шьешь рубашки в исправительном доме.

— Там платят лучше — и публика интересней! — Фьяметта чмокнула жандарма в кончик длинного острого носа и двинулась прочь, покачивая всем, чем могла, — а ей было чем покачать. — Видишь? — бросила она через плечо. — Уже ухожу!

«Ухожу», скорей всего, значило, что проститутка обогнет колонну кругом, но Бембо не стал проверять. В конце концов, его указание она выполнила. Надо будет как-нибудь воспользоваться ее услугами.

Жандарм свернул в проулок, где лавок и контор не было — только особняки и доходные дома. В каждом квартале ему приходилось раз-другой постучать в окно или дверь, чтобы хозяева погасили фонари или получше закрыли окна. Все в Трикарико, конечно, слышали о новых указах, но истый альгарвеец с колыбели привыкает думать, что именно к нему правила не относятся. Когда толстяку Бембо пришлось подниматься на четвертый этаж доходного дома, чтобы заставить очередного олуха задернуть шторы, жандарм был готов на убийство.

Стоило жандарму появиться на пороге, как чья-то тень с поразительной быстротой скрылась в ночном сумраке. Бембо собрался было ринуться за домушником, или кто там еще шляется по ночам, но тут же оставил эту мысль. Все равно не догнать — брюхо мешает.

Из очередного окна струился свет — между неплотно задернутыми портьерами оставалась щель в добрую ладонь шириной. Бембо поднял было дубинку и замер, будто обратившись в камень. В комнате переодевалась на ночь в свободную юбочку и сорочку миловидная девица.