Ольга Родионова - Мой ангел Крысолов

— Конечно, нет!

— Конечно, да.

Рада рассмеялась и вскочила. Забытые бусы покатились с подола.

— Лучше догони меня, Подорожничек! Если догонишь — так и быть, поцелуешь. А не догонишь — я сама тебя поцелую!

Она понеслась по палубе и ровно через три секунды была поймана, схвачена и поцелована, но продолжала отбиваться и хохотать, пока оба не свалились на корме. Положив голову на широкую грудь Подорожника, Рада задумчиво сказала:

— Интересно, куда мы в конце концов приплывем и кто нас там встретит… Как ты думаешь, Райские Сады на самом деле существуют?

Подорожника меж тем волновал совершенно другой вопрос.

— Рада, ты меня любишь?

— Ну, конечно, Подорожничек… А почему ты сомневаешься? Посмотри, я тебя целую. И даже разрешаю со мной полежать. Хоть ты и подлец — я видела, как ты вчера разглядывал Алискины коленки.

— Ничьих коленок я не разглядывал, — пробурчал Подорожник. — Ты тоже вчера в кают-компании прижималась к Учителю. И после этого ты будешь мне рассказывать, что ты в него не влюблена?..

Рада пожала плечами.

— Если все, к кому я хоть раз в жизни прижималась, будут считать, что я в них влюблена, это же никакого сердца не хватит… Нет, мой герой, я совершенно не влюблена в Учителя. В него Люция влюблена, разве ты не знаешь? Конечно, я не спорю, он загадочный и прекрасный, — Рада мечтательно улыбнулась. — И было бы неплохо, если бы и он тоже… тоже стоял передо мной на коленях, как все мальчишки. А я бы печально покачала головой и сказала: нет, я другому отдана… и буду я ему верна. Подорожник! Стихи получились! Слыхал? — Рада в полном восторге обернулась к своему верному спутнику и насторожилась. — Что?.. Что ты увидел, Подорожничек?

Он озабоченно всматривался в горизонт, и его лицо все больше мрачнело.

— Что там Лей, уснул, что ли?.. Туча, Рада. Кажется, будет шторм. Иди к девчонкам, я пойду Учителю скажу.

И, глядя ей вслед, вполголоса добавил:

— Корабельник ни перед кем на коленях стоять не станет, это точно. Сдается мне, что он уже вставал однажды… раз и навсегда. А больше ему никто не нужен.

Он свистнул Лею и, когда тот свесился с марсовой площадки, крикнул, указывая на горизонт:

— Ты гляди, какая туча!..

— Это не туча, — ответил Лей. — Это птицы. Вот я сижу и думаю — Пастуха позвать, или как?

Подорожник вгляделся. Теперь и он видел, что темная туча на горизонте — это огромная стая птиц, несущаяся прямо к кораблю.

Чуткий Птиц уже выскочил из кубрика с озабоченным лицом. Задрав голову вверх и нахмурившись, он ждал, глядя на стаю, по мере приближения все больше закрывавшую небо, так что становилось заметно темнее. Что-то зловещее было во всем этом, и Подорожник, наконец, сообразил, что именно: стая летела молча. Птицы не кричали, не галдели, лишь хлопанье множества крыльев стало слышнее, когда они приблизились к шхуне. Подорожник с удивлением заметил, что это были разные птицы, по преимуществу лесные — сойки, малиновки, дятлы, несколько разных видов сов, дикие голуби и зяблики. От стаи отделился большой старый дрозд и, тяжело взмахивая крыльями, опустился на плечо Птичьего Пастуха, заговорил по-своему, тревожно щелкая клювом. Тот внимательно слушал и кивал, потом обернулся к Подорожнику.

— Тут остров… недалеко. Покрытый лесом. Молния ударила в дерево, случился пожар. Остров весь в огне. Ветер в ту сторону, поэтому мы не успели почуять дым. Птицы… но дело не в этом. Там, на острове, мавка. Одна. Она там живет, понимаешь?.. Если мы не успеем, она погибнет. Беги к Учителю.

Он отвернулся и заговорил с дроздом, успокаивающе поглаживая блестящие перья птицы.

Подорожник уже исчез в кают-компании, и через минуту на палубу высыпали все отродья, отдыхавшие после трудового дня.

— Птиц, давай на шканцы, — скомандовал Корабельник, становясь к рулю. — Пусть твои птички дорогу покажут. Зюйд-ост?.. Ясно. Айден, потрави шкот! Лей, бом-брамсель… есть?.. Кудряш, Подорожник — трисели!.. Эх, ветерка бы… Алиса, попробуй усилить юго-восточный ветер! Умник, Жюли, помогите ей…

Шхуна выполнила изящный поворот; зюйд-ост, пока еще легкий, лениво наполнил паруса, и корабль, сопровождаемый птицами, начал двигаться к острову, еще не видимому вдали.

14

Ах, до чего стремительна была мавка, какой зеленой стрелой, лохмотьями обгоревшего платья, шелестом многочисленных монист и растрепанной копной рыжих волос она прыгнула с берега, превращенного пожаром в сплошной костер, в шлюпку — прямо в руки Птичьего Пастуха!.. Птичий Пастух, пошатнувшись от неожиданности, все же удержал, бережно прижал к груди худенькое, дрожащее от страха существо, заглянул в лицо, перепачканное сажей, и, будучи верным себе, улыбнулся самой обольстительной из своих улыбок. Мавка подняла на него золотистые глаза, приоткрыла по-детски пухлый рот и, обхватив своего спасителя за шею, заплакала сладко и взахлеб, как маленькая.

— Ну-ну, — сказал Птичий Пастух ласково. — Тише. Ты меня совсем задушила… Не надо плакать. Уже все хорошо. Сейчас мы все тут потушим… всех спасем… мы такие!

Мавка, всхлипывая, оторвалась от его груди и шмыгнула носом. Ее золотистые глаза быстро обежали лицо спасителя, и в них зажглись маленькие искры, как отсветы пожара.

— Ну, до чего же красивый! — прошептала она восторженно. — Как тебя зовут?

Спаситель приосанился. Стоя в покачивающейся на прибрежной волне шлюпке, изящный поклон было изобразить неудобно, однако Птиц вежливо наклонил голову и представился:

— Птичий Пастух. А как твое имя, прекрасная незнакомка?

— Мэри-Энн, — с готовностью сообщила мавка и кокетливо расправила обгорелые остатки платья. — Я тут живу. А ты меня не бросишь?

— Конечно, нет, — рыцарски пообещал Птиц, однако в его взгляде, обращенном на сушу, сквозила тревога. Оставаться в шлюпке, когда вся стая спасала горящий остров, было как-то нехорошо. Корабельник велел ему быть в резерве на случай всяких непредвиденных ситуаций — и вот непредвиденная ситуация, как водится, не заставила себя ждать: мавка, пулей вылетевшая из леса прямо ему в руки, столь же стремительно влюбилась. Она, похоже, даже забыла, что ее дом охвачен огнем. Птичий Пастух оглянулся на шхуну, стоящую на якоре неподалеку от берега. Там, на палубе, волнуясь, подпрыгивал Петрушка, и вахтенный Подорожник мрачно шагал от борта к борту, вглядываясь в черные облака дыма и пламя пожара.

Птиц, конечно, заверил Мэри-Энн, что отродья, как доблестные рыцари в сияющих доспехах, немедленно спасут все живое и с победой вернутся на корабль, однако, похоже, спасение затягивалось. Пожар не утихал.