Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Я чувствовал, как нарастает в нем отчаяние. И знал: оно будет крепнуть и расти, пока не овладеет им полностью. А потом он убедит себя в том, что позволил себе отвлечься, сбиться с пути, а потому мы забрели не туда. Вскоре после возвращения в Кьяулун ему придет в голову, что для отыскания подлинного Хатовара необходимо раздобыть и прочесть старые Анналы. Любой ценой. В том числе и ценой кровопролития, способного положить начало Году Черепов. Что и требуется Кине.

Она есть тьма, это уж точно.

Я знавал кучу баб, которые с полным правом могли претендовать на это прозвище. Но сейчас оно в первую очередь принадлежало старушке Кине.

— Мать твою!.. — ругнулся Старик, ухватив меня за плечо.

Он резко остановился всего в нескольких шагах от бездонной пропасти, той самой, откуда исходил красноватый свет и над которой, как можно было теперь видеть, слегка клубился туман. Задумавшись, он едва не навернулся в бездну. Но отнюдь не пропасть привлекла его внимание, равно как и внимание тех парней, которые подняли шум.

— Факелы! — взревел я. — Зажгите факелы! Больше света.

Факелов у братьев было полно, просто они старались не жечь их попусту.

— Здесь трон. Старый долбаный деревянный трон!

У меня не хватило духу добавить, что к этому старому долбаному деревянному трону присобачено серебряными гвоздями человеческое тело. Или похожее на человеческое. Старое долбаное тело. Мне нужен был свет, чтобы рассмотреть его получше. Мне казалось, что у него открыты глаза, и очень не хотелось, чтобы это оказалось правдой.

— Это что еще за хрен моржовый? — спросил кто-то. — Настоящий великан!

Тай Дэй, как всегда таившийся в моей тени, произнес на нюень бао одну быструю фразу, из которой я понял только слова «Костяной Воин».

— Знаешь, кто это такой? — спросил я его.

— Возможно, это голем Шевитья, Каменный Воин.

Нашел время вспоминать идиотские прозвища.

— Шевитья?..

Я знал, кто такие големы. Искусственные люди, созданные из глины. По некоторым поверьям, прародителей рода человеческого боги сотворили именно таким манером.

— Это гуннитский миф, Солдат Тьмы. Когда Кади, или Кина, была молода, она враждовала со всеми, и в ходе этих раздоров ослабила Повелителей Света настолько, что у Повелителей Тьмы появилась надежда одержать окончательную победу. Они послали целое войско демонов, и для Повелителей Света дела обернулись так худо, что бог Фретиньял, которого иногда считают отцом Кины, воззвал к дочери о помощи. Она согласилась, но руководствовалась при этом собственными интересами. В решающей битве на каменной равнине Кина — или Кади — становилась все больше и сильнее всякий раз, когда пожирала одного из демонов.

Эту историю я слышал. Она представляла собой лишь одну из множества версий мифа. Некоторые утверждали, будто Кина была сотворена специально для битвы с демонами, посланными Повелителями Тьмы. Согласно убеждениям других, ее произвел на свет дьявол Ранашья, принявший облик Фретиньяла и разделивший ложе с Матой, представлявшей собой одно из воплощений гуннитской богини-прародительницы. Многие же настаивали на том, что Кина вовсе не принадлежит к гуннитскому пантеону и затесалась в него со стороны. О ней предпочитали не вспоминать, хотя с ее злобным могуществом приходилось считаться.

Но в интересующем нас аспекте большинство историй сводилось к одному — использовав Кину против сил зла, боги позволили ей набраться невероятной мощи, после чего она стала угрожать им. Тогда ее создатель — или отец — обманом погрузил свое детище в беспробудный сон, в котором она обречена пребывать до тех пор, пока ее последователи не пробудят ее, положив начало Году Черепов. Год Черепов рассматривался как нечто неминуемое и неотвратимое. Хотя Кина и пребывала во сне, некоторой, пусть и малой, частью своего божественного сознания она могла касаться мира и руководить действиями своих приверженцев. Однако усилия людей праведных и добродетельных позволяли оттягивать наступление Года Черепов до бесконечности.

Поняв, что они натворили, остальные Повелители Света велели Фретиньялу сотворить из глины демона и одарить его частицей собственной души, дабы он ожил и жил вечно. Этот демон, или голем, был наречен именем Шевитья, что значит «Не ведающий Смерти». Предполагалось, что он будет вечно охранять подступы к месту упокоения Кади. Однако я никогда не слышал о том, чтобы Шевитью пригвоздили к его месту. Что поделаешь, Костяной Воин, — жестокосердие свойственно даже богам.

— Это уж точно. Особенно богам. Но вполне возможно, что все это пустые байки. Я выслушал кучу подобных историй от Готы и Доя. Все они мне не нравились, и твоя нравится ничуть не больше. — Я повернулся к Костоправу: — А ты что скажешь? Слышал ты раньше что-нибудь подобное?

— Доводилось. Один дружественно настроенный старый богослов из Таглиоса рассказывал, что, хотя точное значение слова Хатовар утрачено, изучая некоторые современные диалекты, можно заключить, что оно означало нечто вроде «Место, откуда Кади шествовала вперед». Или попросту «Врата Кади».

— И ты все равно решил туда отправиться? Неужто мы устремлялись туда, где воплощалось въявь древнее и мрачное предание? Меня в это место вовсе не тянуло. Я думал, что направляюсь в рай. Предполагалось, что все мы маршируем прямиком в рай.

Костоправ мне не ответил.

— Расскажи мне побольше, — проговорил я в пространство.

Уже зажглось множество факелов. Почти все парни сгрудились позади меня и Старика. Яркий свет вынуждал меня видеть то, чего видеть вовсе не хотелось. Глаза пригвожденного к трону существа были открыты.

Однако оно не двигалось.

— Дерьмо! — сказал Лонгинус. — Это какой-то паршивый идол. Давайте не будем пугаться всякой хреноты.

Осторожно, дюйм за дюймом, я начал продвигаться вперед, выставив знамя так, чтобы в случае чего им можно было воспользоваться как пикой. Не знаю уж почему, но мне казалось, будто оно способно помочь.

Костоправ пошел за мной.

Мы прошли половину расстояния, отделявшего нас от трона. Братья-механики с факелами держались прямо за нами. Все прочие не выказывали особого желания рассмотреть чучело на троне поближе. Хотя, по правде сказать, теперь мне тоже казалось, что это всего-навсего идол. Причем — как виделось с близкого расстояния — сработанный довольно грубо.

Мы преодолели еще некоторое расстояние. Теперь я вдыхал тонкие испарения, поднимавшиеся из трещины в полу. Они были очень холодными и несли с собой слабый, застарелый трупный запах.

На миг я почувствовал себя так, словно вернулся домой.