Константин Соловьев - Геносказка

Холодная трезвая логика неумолимо подскажет ей верный порядок действий. Жизнь обычного квартерона по сравнению с ее собственной не ценнее, чем щепотка золы. Она это понимает. Геноведьмы всегда идут к цели кратчайшим путем.

Если Гретель попытается его снасти, это погубит их обоих, пусть и продлит его, Гензеля, жизнь на лишнюю минуту. Несправедливая цена. Не та, которую согласится заплатить геноведьма, для которой чужая жизнь — всего лишь совокупность уникальных биологических процессов.

«Беги, сестрица, — подумал Гензель, ощущая, как по всему телу разливается отравленный сок надежды. — Беги во весь дух! Прочь из города! Прочь из Гунналанда! Прочь от невидимой чумы и безумного деревянного палача. И лучше бы тебе никогда сюда не возвращаться…»

— Считаю до трех! — объявил Бруттино своим невыносимо трещащим голосом. — Раз!

— Нет нужды, — громко и отчетливо произнесла Гретель.

Я здесь.

Она шла по мертвой лаборатории как призрак, не глядя по сторонам, не удивляясь и не боясь. Ни одной эмоции на бледном, как молоко, лице, ни одного чувства.

«Сестрица! — чуть не взвыл Гензель. — Что же ты?..»

Казалось, Бруттино тоже удивлен.

— Смело, — сухо констатировал он. — И глупо. Честно говоря, я не ожидал, что вы осмелитесь явиться, сударыня геноведьма. Разве инстинкт самосохранения не говорил вам, что лучше бежать отсюда? Я искренне благодарен вам за этот поступок, хоть и не понимаю, чем он вызван. Как я уже сказал, отсюда не выйдет никто из вас. Вы не спасли своего брата, лишь подарили ему несколько минут времени.

— Не примитивной древесной культуре рассуждать с геноведьмой об инстинктах, — спокойно бросила Гретель.

Удивительно, ее слова достигли цели — Бруттино оскалился.

— Если геноведьма столь глупа, что по доброй воле и безоружной является к врагу…

Короткая усмешка Гретель показалась Гензелю ледяной.

— Кто сказал, что я безоружна? — осведомилась она, вытягивая в стороны пустые руки. — Я же геноведьма. Мне нет нужды в набитой порохом палке. Есть оружие куда более эффективное. И куда более невзрачное.

Бруттино подобрался. Несмотря на то что он был лишен мышц и сухожилий, Гензелю показалось, что деревянный человек настороженно сжался. И хоть ствол мушкета все еще упирался в живот Гензеля, было видно, что он почти мгновенно сможет развернуться в сторону Гретель и изрыгнуть из себя пулю. Но Бруттино отчего-то медлил, не стрелял.

— Любопытно, — процедил он сквозь зубы. — И что же вы можете мне предложить?

Гретель коротким движением запустила руку за пазуху камзола. Когда рука показалась обратно, Бруттино издал лишь короткий сухой треск, напоминающий человеческий смешок. В бледной руке Гретель был не пистолет, не кинжал, не самодельная бомба, а всего лишь крохотная, отливающая серебром пробирка. Почти неотличимая от тех тысяч пробирок, что лежали в саркофаге.

— Оружие истинной геноведьмы… Ну и что же это? Генетически модифицированная лихорадка? Проказа? Особенный вид холеры? Вы ведь не из тех, кто разменивается на мелочи, верно?

— Ты не человек. Значит, для тебя безвредны все человеческие болезни.

Бруттино одобрительно кивнул.

— Резонно, сударыня геноведьма. Так, значит, не болезнь? Значит, что-то другое? Какой-то микроскопический пожиратель древесины? Порода особенных термитов? Это было бы интересно, но тоже неразумно. Вы ведь не думаете, что я позволю вам кинуть в меня эту склянку? Мои реакции куда быстрее ваших, человеческих, и у меня оружие, вам ведь не надо об этом напоминать? Так что ваш план неразумен, с какой стороны ни взгляни. Удивительная беспечность для столь опытной геноведьмы, не правда ли?

— Тогда почему ты не стреляешь?

Бруттино усмехнулся.

— Вам так не терпится разделить судьбу брата?

— Забавно, — задумчиво произнесла Гретель, все еще держа крохотную пробирку зажатой меж пальцев. Несмотря на то что жидкость, содержавшаяся в ней, была прозрачной, как вода, Гензель не мог не ощутить явственной ауры опасности. Любая пробирка в руках геноведьмы может стать страшнее, чем эпидемия чумы или генетическая бомбардировка. — Ты научился делать вид, будто твоя необычная природа делает тебя лучше людей. Что ты ничуть им не завидуешь, напротив, презираешь, как нечто, стоящее несоизмеримо ниже в эволюционной цепочке. Но при этом ты лжешь себе. В тебе слишком много человеческих качеств, выработавшихся с годами. Ты куда больше человек, чем можешь себе признаться. Знаешь, как называется то, что ты сейчас ощущаешь? Боязнь неизвестности. Нам, людям, очень хорошо знакомо это чувство.

Бруттино прицелился в нее из мушкета. Если бы он стоял на полшага ближе к Гензелю, это можно было бы назвать удачным стечением обстоятельств. Но Бруттино никогда не забывал об опасности и обладал отличным чувством дистанции. Гензель знал, что не успеет даже прикоснуться к нему.

— Меньше слов. Что в пробирке?

— Генозелье. Изготовленное по моему собственному рецепту.

— И в чем же проявляется его действие?

— Оно превращает деревянных кукол в людей.

Воцарившееся молчание показалось Гензелю мучительным, гнетущим. Это было молчание трех человек, каждый из которых сейчас о чем-то напряженно размышлял. И то, что из этих троих двое не были людьми в полном смысле этого слова, а третий не имел с человеком ни одной общей хромосомы, ничего не меняло.

— Вздор, — наконец хрипло произнес Бруттино. — Примитивная ловушка.

— Нет. Оно реально и вполне действенно. Конечно, у меня не было возможности провести полноценные испытания, ведь ты единственный деревянный человек на свете. Но я думаю, что оно сработает как надо.

Гензель почувствовал, что его собственное горло делается сухим, точно было создано не из мягких человеческих тканей, а из хорошо просушенного дерева.

— Сестрица… — негромко сказал он. — Но ведь ты говорила, что это невозможно?

Гретель устремила на него взгляд вечно задумчивых прозрачных глаз.

— Я не говорила, что это невозможно, братец. Я говорила, что это возможно лишь гипотетически. Есть разница.

Но ты говорила, что потребуются годы!..

— Да, — легко сказала она. — Но у меня получилось… немного ускорить программу.

Он вспомнил, как двумя днями раньше Гретель вошла в каморку панаши Арло, забыв постучать: выжатая, бледная сильнее обычного, с темными пятнами под глазами. Она знала уже тогда, осенило его. Проклятая скрытность всех геноведьм! Уже тогда держала за пазухой крохотную склянку с прозрачной жидкостью!

— Да, братец, — произнесла Гретель неожиданно ясным голосом. — Я синтезировала это зелье не вчера. Не хотела тебе говорить. Думала использовать его как последний козырь, если возникнет необходимость. Кажется, она возникла.