Петр Верещагин - Адов Пламень

Переход

Тристрам и Изельде

На западной дороге появился здоровенный отряд, одной охраны больше сорока человек – причем почти никого помимо охраны! Дозорные затаились: останавливать подобную ораву и требовать у них: «кошелек или жизнь» – на такое мог бы пойти разве что вдрызг пьяный дракон. Или один из тех тупых и могучих великанов, какие частенько попадаются в сказках (притом только в сказках, в отличие, скажем, от упомянутых драконов, пьяных или нет).

Часовые не очень удивились, когда увидели в середине процессии настоящую италийскую карету, с алым львом на дверях. Королевский герб Лоррейна. И то, кто ж еще с такой помпой-то будет разгуливать, как не король? Разве что королева.

Но когда они рассмотрели, КТО едет позади королевского кортежа, по округе разлетелись слухи один другого неприятнее. Именно разлетелись, со скоростью пущенных стрел.

Хуже всего было то, что основа-то этих слухов весьма походила на правду. В самом деле, во время оно Леорикс предлагал Доброму Робину перейти к нему на службу. Тогда молодой атаман лесной вольницы отказался. Но кто знает, что на этот раз предложил ему Король-Лев (или кто-то другой, приближенный к трону Лоррейна)? Самому Робину Лох-Лей, Марион, которая так и не позабыла о своем законном титуле «леди», и большим охотникам до приключений, почестей и доброй выпивки Красному Хельми, Тромму-Забияке и Малышу Йэну, – уж не случилось ли так, что…

Вопросов было значительно больше, чем ответов, потому что последних не появлялось вовсе.

Они пришли сами. Под покровом ночи.

Когда Хюммель показывал Робину тайный ход к своим покоям, строго предупреждая, что вообще-то держит его на запоре, а снаружи всегда имеется стража, – епископ и не подозревал, что Робину этот ход известен много лучше его самого. Потому как одно из его ответвлений уходило в комнаты королевских служанок (с некоторых пор их стали называть новомодным альмейнским словечком freileen); а лет десять назад Робин, который уже стал разбойником, однако еще не растерял мальчишеского озорства, тайком встречался с одной из девушек… Потом орава юных лесных удальцов подалась в Швиц, там Робин познакомился с Марион и на других женщин с той поры не слишком заглядывался, – но расположение тайного хода в верденскую цитадель не позабыл.

Пробраться мимо фрейлин так, чтобы те не подняли тревогу, – задача, пожалуй, более трудная, чем вытащить яйцо из-под спящей малиновки, не разбудив пташку. Пришлось спеленать девушек так, что те и пискнуть не могли, а уж потом – объяснять, что никто не собирается грабить замок или покушаться на их честь и достоинство (первое фрейлин обрадовало, второе – не очень)… В общем, добраться до покоев леди Изельде ночным гостям удалось достаточно спокойно.

Почему именно Изельде, жена покойного Лотара и мать погибшего Яна? Да потому уже, что, когда епископ Хюммель давал то самое поручение Робину Лох-Лей, встречались они в пустой часовне верденского замка – Робин, Хюммель и два его охранника, больше там никого не было. Разумно, лишние свидетели в подобных делах совсем ни к чему. Но – снаружи за часовней, так, на всякий случай, наблюдала Марион; и почти сразу же после того, как Робин благополучно покинул место встречи, в часовню торопливо пробралась королева Изельде. И поскольку в слухах о том, что епископ не слишком строго блюдет обет целомудрия, упоминалось как раз таки имя Изельде, свести концы с концами было несложно. «Is fesit cui prodest», как говорили в Империи. А значило это, что Изельде – совсем не та крашеная кукла, какой представлялась со времен своего замужества, и какую желал иметь при себе Лотар Святомордый… Из всех обладавших в Вердене властью лишь она могла помочь им. Захочет ли, вопрос другой, но лучшего выхода не было. Только слово матери погибшего Яна могло дать им защиту. Хотя бы временную.

Потому они и пришли – готовясь снова стать наемниками и принять ненавистное бремя чужой власти. Сделать то, что прикажет Изельде.

Во искупление, сколь бы высокопарно это ни звучало.

Слова эти вслух не произносились, но думали все именно так. По глазам видно было. И тот, кто попытался бы успокоить разбойников, мол, полно вам, королевская служба ничуть не хуже смерти – рисковал напороться на пять ножей сразу.

– Конечно, Лох-Лей, вас обманули, – проговорила затянутая в белые одежды траура королева, – это не ваша вина. Только многие ли об этом знают? А еще важнее – многие ли этому поверят?

Робин не отвечал.

– Теперь, после признания Хюммеля, все беды, что вскоре обрушатся на Лоррейн, будут перекладывать на твою голову. Кто-то должен ответить за все. И хотя простой народ считает тебя героем, он так же легко подумает, что виновен именно ты.

– Уже думает, госпожа, – выдавил Робин.

– Тем более. Так что тебе остается или отдаться на милость суда – а ее в этом случае не будет, – или затаиться где-нибудь в глуши, исчезнуть, пока все не забудется. А это – на всю твою жизнь, самое малое. Или же – попытаться исправить то, что сделал.

– Я бы исправил. Но как, леди Изельде?

– Закончив начатое. Есть у меня подозрения… особенно – после того, что ты рассказал о Тристраме.

– Не понимаю.

– А я не могу объяснить. Придется нам отправляться туда вместе.

У атамана разбойников чуть челюсть не отвалилась от изумления.

– Здесь мне делать больше нечего, Лох-Лей. При дворе я никто и ничто, мой титул королевы здесь значит теперь меньше, чем для тебя – рыцарский титул твоего деда.

– И что, госпожа, мы отправимся вдвоем?

Изельде чуть не рассмеялась.

– Ты не НАСТОЛЬКО в моем вкусе.

У Робина вновь отвисла челюсть, а в голове пронеслось: хорошо, что этого не слышит Марион.

Изельде никому ничего не объясняла. По Вердену быстро разошелся слух, что королева отправляется в паломничество, замаливать грехи – из-за которых, мол, по ее мнению, и погиб молодой Ян. Слух так слухом и остался, потому что ни Изельде, ни ее паломничество, ни странный выбор спутников (всего одна служанка-фрейлина, полдюжины помилованных разбойников и сорок гвардейцев – треть верденского гарнизона!) никого не заинтересовали. Не до того было. Даже позабыли, что этих самых разбойников два дня назад искали, словно истинных виновников всех бедствий человечества, начиная от искушения Евы змием в Эдемском саду.

Восемь претендентов на трон Лоррейна сошлись на том, что проклятую Корону Льва никто из них не желает носить, и поскольку королевство все равно нуждалось в новом символе власти, решили вернуться к старому, еще языческому обряду Вольного Поиска. Хюммель, которого оставили блюстителем престола в ожидании, пока первый из наследников возвратится с успехом, даже слова поперек не вымолвил.