Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

Сейчас он видит прежнего себя, без нынешних морщин и преждевременной седины, шагающего навстречу своему будущему, с двумя копьями в руке и наброшенной на плечи шкуре пантеры. На берегу бурлящей горной реки он встречает ветхую старуху, просящую его о небольшом одолжении — просто перенести ее на другой берег. Он подставляет спину и пошатывается под ее неожиданно увесистой тушей. Он все же переносит старуху через реку и, оставив без ответа россыпи бесполезных благодарностей, бродит вдоль потока, тщетно отыскивая более существенную вещь — сорвавшуюся с левой ноги сандалию.

Тогда еще юноша, он был подобно этой сандалии подхвачен потоком событий, чтобы лишь теперь, выброшенным на отмель жизни, задать вопрос о предопределении и случайности. Какая связь была у этой неожиданно тяжелой старухи с оракулом дельфийского бога, предсказавшего правителю Иолка приход его наследственного врага обутым на одну ногу?

...Повернув голову, воин видит тех, о ком ему подсказал слух бывалого охотника. В руке незнакомца копье с обсидиановым наконечником, у ног собака, одет он тоже в старый плащ, никогда не бывший роскошным, зато явно более теплый.

Встреча у разведенного в укромном месте костра случайна.

— Присаживайся, путник, — приглашает воин. — Окажешь мне услугу, скрасив мое одиночество.

Незнакомец спокойно садится у огня. Собака ложится у него в ногах.

— Как звать тебя, гостеприимный?

— Зови попроще — бродягой. А как величать тебя?

— Величай Человеком-с-гор.

Бродяга усмехается:

— Откуда же ты идешь?

Его протянутая рука в старых шрамах — следах огня.

— Мой ответ в моем имени. А ты, разжегший огонь?

— Начало моего пути лежит в Иолке. Если идешь в Беотию, то нам будет по пути.

— Разделишь со мной трапезу, попутчик?

— Если она предложена от чистого сердца...

Человек-с-гор развязывает свой мешок. Сухой хворост подкинут в угасавший костер.

Когда восходящее солнце отбрасывает первые лучи на горные вершины, в скрытой от человеческих глаз фракийской пещере просыпается бог Арес, сын Зевса и Геры. Он поднимает еще гудящую после вчерашних событий голову, оглядывается и узнает привычные серые стены своего тайного обиталища. У его плеча тихо дышит во сне юноша, один из тех любимцев воинственного бога, которых он ненадолго, по меркам бессмертных, делает своими спутниками. Бесшумно поднявшись, бог выходит из пещеры под предрассветное небо.

Увидев свою колесницу и распряженных коней, он усмехается и спускается к горной реке, воды которой холодны как лед. Бросившись в бурлящую ледяную купель, верткий как угорь, бог выныривает намного ниже по течению, выбирается на берег и пускается в бег по хорошо знакомым горным тропам.

Прежде чем он возвращается к своей пещере, успевает пройти значительное время. Оттуда уже вьется дымок — паренек знает свои обязанности. Войдя, Арес награждает его улыбкой. Массивный кусок свинины жарится на вертеле. Присев рядом, бог пробует мясо кончиком меча. Конечно же, оно еще сыро, но, не удержавшись, он отсекает ломоть.

Тень падает от входа. Жестом остановив своего любимца, Арес продолжает сидеть. Само спокойствие с виду, на самом же деле он готов ко всему. Кто смог отыскать пещеру великого бога и тем более осмелился войти в нее? Если это человек — он умрет. Если один из бессмертных...

Арес смотрит на вошедшего — и снова погружает клинок в мясо.

— Здравствуй, брат Гермес! — говорит он.

— Здравствуй, брат Арес!

Сын Геры хлопает своего любимца по ляжке:

— Сходи-ка, засыпь ячменем ясли.

Юноша уходит, и Арес уже без улыбки смотрит на бога-вестника:

— Хотелось бы знать, как ты меня отыскал?

— В этом моя миссия — знать, где и когда искать каждого из великих богов, — приветливо улыбаясь, отвечает сын Майи.

— А кому еще известно месторасположение моей пещеры?

— Если угодно, — произносит Гермес, — эта тайна будет схоронена в душе моей.

— Мне угодно, — говорит Арес. — Быть может, разделишь трапезу?

— Нет, благодарю. А куда, позволено мне будет узнать, направляет сегодня бег своих коней великий бог войны?

— Это тоже входит в твою миссию?

— В определенном смысле — как глашатая воли Зевса.

— Что ж, узнай — в Беотию.

Бог-вестник улыбается, с прищуром вдыхая неуловимый запах сгоревшего в огне конопляного семени:

— Боюсь тебя огорчить — тебе не стоит этого делать.

— Это еще почему?

— Отец велел мне удержать тебя от поддержки владыки Орхомена.

— Ему опять угодно перенести свою милость на Фивы?

— Именно.

— И откуда же вы узнали, интересно?

— По руке! — усмехается Гермес. — Не ты ли организовал минийский набег с угоном стад?

— Вынужден признать. Разве не лихо это было проделано?

— Лихо, — соглашается бог-вестник. — Хотя, на мой взгляд, чересчур много крови.

— У каждого свой вкус и стиль. Это возбудило разговоры?

— И даже клятвы, — подтверждает Гермес. — Уцелевшие пастухи присягнули в святилище хранителя стад, что не согреются в тепле родных очагов, пока не убьют по пяти минийцев за каждого из своих товарищей.

Арес смеется — как позабавившей его шутке.

— Эта перемена благосклонности, — предполагает он вдруг, — как-то связана с этим его... гм, отпрыском от Алкмены?

— Ты не ошибаешься, брат Арес.

— Придется, как видно, предоставить старину Эргина своей судьбе. А ведь он еще вчера, навалив в мою честь гекатомбу, и просмердев небеса бычьим жиром, пообещал мне в проникновенных моленьях еще обильнейшие жертвы.

— Желаю тебе, мой брат, не утратив покоя сердца, пропустить эти моленья мимо ушей.

— А что собираются делать фиванцы?

— Их военные вожди совещались вчера в храме Зевса, — говорит Гермес. — Большинство предлагало дождаться врага в городских стенах, но Алкид, стуча кулаком по священной скамье, настоял встретить Эргина в минийском проходе. Твоего бывшего любимца ждут неприятные неожиданности.

— Быть может, отцу угодно мое участие на стороне Фив? — предполагает Арес, швырнув кость завилявшей хвостом гончей.

— Не думаю — им есть кому помогать.

— Она? — спрашивает Арес. Гермес кивает. — Если бы не клятва, опрометчиво данная отцом матери, — задумчиво произносит бог войны, — Алкид, владея Тиринфом, был бы уже сильнейшим из владык Арголиды, да пожалуй и всей Эллады. Но теперь путь к мало-мальски значимым престолам ему закрыт.

— Но не его наследникам, — замечает Гермес.

— Верно, — Арес усмехается, — даже если посчитать тех, что он зачал дочерям царя Феспия — это ж сколько их будет... У Креонта не осталось еще дочери на выданье?