Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

Никем не замечаемая, и потому избавленная от обременительного людского поклонения, богиня-воительница идет туда, где ожидают ее собственные кони. Ликующие люди вокруг нее поглощены обычными заботами победителей: роются среди обломков, раздевают мертвых и спорят из-за каких-то мелочей. Почему, мельком приходит ей в голову, людей заботят только мелочи?

Обнаженный труп Эргина выброшен на дорогу. Сделав пару настороженных кругов и готовый вновь взлететь, на него приземляется стервятник, как шутит рыжеволосый носитель львиной шкуры, самая праведная из птиц, не убивающая даже самых слабых. Что-то радостно проклекотав, он выклевывает глаза мертвому царю.

Ноги человека в углях горящего костра. Человек кричит.

— Пока хватит, — произносит предводитель отряда, пришедшего в эту страну из-за западных гор.

Несчастного выдергивают из огня. Пахнет паленым мясом.

Дюжина собравшихся вокруг костра воинов смотрят то на жертву, то на своего предводителя, в доспехе которого блестит не только медь, но и золото. Это далеко не старый человек предельно мужественного вида — если считать признаком мужественности свирепый взгляд, густые брови, широкие скулы и длинные взъерошенные волосы, больше похожие на львиную гриву.

— Ну? — спрашивает он.

— Я все сказал, господин! — обожженный стонет. — Мы вчетвером пасли в горах стадо. Остальные ушли в Орхомен.

— Врет! — произносит кто-то. — Так уж все помчались в Орхомен — женщины, дети, коровы и куры, позабыв в горах только этого дурака и дюжину коз!

Предводитель кивает:

— Придется повторить. В огонь его!

Его отряд вторгся  в беотийские пределы этим утром. Первая же минийская деревня оказалась безлюдной, так что выслав пару колесниц на разведку к Орхомену, предводитель устроил облаву. Пущенные по следу собаки быстро нашли загнанное в горную лощину стадо коз. Ободранные туши уже поджариваются на лагерных кострах. Что касается пастуха, то он не желает проворством языка искупить неповоротливость ног. Его снова волокут к огню, когда прибегает наблюдатель с ближайшего холма.

— Со стороны Трохинских гор, — докладывает он, — идет отряд. Колесницы и пехота.

— Сколько?

— Они слишком далеко.

— Устроим засаду? — предлагает кто-то.

— Поздно, — отвечает предводитель. — Им уже виден дым костров.

И протягивает руку за шлемом, сделанным из скрепленных полосами меди кабаньих клыков.

Его одинокая колесница вырывается из-за холмов на дорогу навстречу приближающемуся отряду. От того тоже отделяется запряжка. Колесницы останавливаются, сохранив дистанцию, равную одному броску копья.

— Я Мелеагр, сын Ойнея из Калидона! — кричит предводитель в шлеме из кабаньих клыков.

Его несостоявшийся противник сдвигает на затылок закрывающий лицо шлем:

— Я Адмет, царь Фер! — называет он себя согласно обычаю. — Что привело тебя в этот край, Мелеагр?

— Я явился на помощь Алкиду, как друг его и союзник! — объявляет сын этолийского царя.

— Тогда у нас нет поводов к вражде — я здесь по той же самой причине!

Соскочив с колесниц, вожди с улыбкой протягивают друг другу руки.

Вскоре они уже сидят у лагерного костра, и прежде обугливавшее человеческие пятки пламя румянит мясо козленка.

— Не слишком опрометчиво это пиршество на чужой земле? — интересуется Адмет, царь ферский.

— Как видишь, меня трудно застать врасплох.

— Если нагрянет Эргин, за его коз придется платить нашими головами.

— Взыщет за них на берегу Стикса, — усмехается Мелеагр. — Забыл тебе сказать, сегодня утром Алкид устроил ему засаду. Странно, как мог так глупо погибнуть такой бывалый воин. Судьба! Остатки его людей заперлись в Орхомене.

— Бедняга Эргин! — со странным выражением произносит Адмет.

— Ты помнишь его?

— Еще бы! Мы гребли, сидя на соседних скамьях. Там, на «Арго», мы все были как братья, и кто мог предсказать, что нам придется разделиться на друзей и врагов. Похоже, однако, наша помощь Алкиду уже не нужна?

— Разве? А кто же поможет ему взять Орхомен? И разгромить Пирехма, который так и не успел соединиться с Эргином? Завтра свидимся с Алкидом.

— Заметь, я всегда верил в него!

— Еще бы! Но надо сказать, в этой счастливой битве он потерял своего отца... Имею в виду Амфитриона.

— Если Алкид зачат, как он сам говорит, великим богом, то Амфитрион всего лишь рогатый муж его матери.

Мелеагр, смеясь, пожимает плечами:

— Согласись, однако, что эта путаница идет лишь на пользу нашему другу — двойному сыну двух отцов. Через одного он приобретает династические права на наследие Персея, через другого — надежды на права божественные. Он далеко пойдет, наш Алкид. Не суши голову. Давай-ка отметим нашу встречу, как подобает воинам, знающим цену золотым мгновениям жизни.

На закате дня бродяга и Человек-с-гор попадают в засаду. Окруженные шестью воинами, они готовы драться. Не учуявшая чужаков вовремя, собака рычит, готовая напоследок всадить зубы кому-нибудь в глотку.

— Бросьте оружие! — кричат воины, прикрывшись плетеными щитами. — Сохраните ваши жалкие жизни!

Не смущенный соотношением сил, бродяга смеется:

— И какой же славный вождь назовет нас пленниками?

Его движения похожи на крадущиеся шаги готовой к броску пантеры.

— Мелеагр Калидонский, сын Ойнея!

— Что бы ему делать в этих краях?

Услышав ответ, бродяга выпрямляется:

— Лови! — брошенное плашмя копье летит одному из воинов. — Я знаю Мелеагра, — говорит он Человеку-с-гор. — Мы окажемся в хорошей кампании. Если только эти храбрецы с испугу не убьют нас по пути.

И вот, ожидая вождей, пленники сидят у лагерного костра, между смешавшимися в застольном веселье этолийскими и фессалийскими воинами. Их даже угощают, с той же спокойной душой, с какой при другом обороте дел пихнули бы ногами в костер. Жуя прожаренное мясо, Человек-с-гор бросает взгляды на своего невозмутимого товарища. Его собака, устав огрызаться от лагерных кобелей, протискивается поближе к хозяину. Ей тоже достается кость.

Сначала назвавшийся бродягой попутчик занят только едой. Потом до его сознания доходят обрывки разговора, а когда один из этолийцев, уже успевший побывать в фиванском лагере, не жалея красок начинает расписывать достоинства какого-то их военного вождя, он перестает даже жевать. Странно, но эта тема бродягу почему-то задевает за живое. Наконец, он не выдерживает:

— Да кто же в конце концов этот необыкновенный человек? — не очень вежливо перебивает он. — Как имя этого посланца небес? Ты как поэт, описал нам настоящего бога!