Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Это нормальный практичный вариант, — сказала Светка, забирая сандаль обратно, — Мне в них ходить, а не сидеть красиво в кафе. На пленер, например. По ебеням и говнам, например.

— Как знаешь, — Сашка сделал шаг назад, — Да у тебя и юбок нет нормальных, одни штаны, так что бери что хочешь, хоть сланцы резиновые.

— Сланцы вредные для ног, — Светка вытащила правую стопу из кеды и теперь прилаживала пряжку на синем сандалике. Обувка села удобно и по размеру, ничего не тёрло и не жало.

— Ну вот, — сказала она, — отлично же!

— Берёте? — торговка смотрела на Сашку.

— Да-да, давайте, — он вытащил кошелёк, отсчитал купюры, пока Светка переобувалась обратно.

Ей вручили пакет с коробкой, в которую довольно небрежно были засунуты босоножки, и она пошла вслед за Сашкой, который уже быстрым шагом двигался к выходу из рынка.

— Свет! — услышала она уже почти у самых ворот. Обернулась и увидела Таньку. И мгновенно напряглась, ища взглядом Танькиного мужа. Но нет, Танька подошла одна.

— Привет, — сказала Светка неловко, быстро взглядывая на бывшую подругу и отводя глаза. Танька, напротив, смотрела на неё в упор, жестко и внимательно. — Вот, за обувью приехали… — она покачала пакетом.

— А я за штанами, — Танька кивнула в сторону вещевых рядов, — Жопа как отросла, так после родов и не уменьшилась, ни в одни джинсы не влезаю.

— Мы тут… это… на проходе стоим, — вокруг них завихрялся людской поток, их то и дело толкали, обходили, отодвигали, — Отойдём, может?

Они сделали несколько шагов вперёд и вбок, за ворота рынка. Там стоял мрачный и недовольный Сашка. От Таньки он демонстративно отвернулся, упёр руки в боки и стал подчёркнуто ждать.

— Ты и не звонишь вообще, — сказала Танька.

— Извини, — Светка смотрела в асфальт, — Я… не могу. Твой муж…

— Он что, тебя лапал что ли? — удивилась Танька, — Я вроде его предупреждала…

— Нет, не из-за этого, — Светка чувствовала, что снова краснеет и сжимается. Что за день, господи, за что ей всё это.

— А чего тогда? — Танька вытащила из сумки пачку сигарет, сунула Светке под нос — та покачала головой — и закурила сама, с третьего раза добившись от потёртой зажигалки слабого синего огонька.

— Твой муж ворует в магазинах, — сказала Светка.

— Да? — Танька затянулась, — Ну, да, таскает по мелочи, и чё?

— Может, тебе ничего, а я… мне…, - Светка потерялась от необходимости объяснять очевидное.

— И ты поэтому меня нахер посылаешь, — Танька снова затянулась, почти злобно вдыхая дым.

— Я не хочу общаться с твоим мужем, — сказала Светка, — Если ты можешь встречаться без него — я буду рада, но ты же от него не отлипаешь вообще.

— Ничо что у нас ребёнок мелкий вообще-то? — Танька последний раз затянулась и швырнула окурок под бетонный забор, где асфальт уже был усыпан окурками и бумажками.

— Тань, ну ты чего, вон урна же…

— Да иди в жопу, — Танька поддёрнула на плече сумку, — Правильная типа вся, да? Бумажку в мусорку, воровать плохо? Детский сад, блядь. Живёшь как на облаке, а у людей семья, дети и работа. Я столько раз тебе звонила, а у тебя то экзамен, то ты где-то хер знает где с такими же ебанутыми по лесам бегаешь. И ни разу не поинтересовалась, как твоя подруга выживает.

— Знаешь что, — начала Светка, но Танька перебила:

— Да пошла ты. Я считаю, Лёха мой молодец, что в магазинах пиздит, потому что этих пидоров с их ценами наказывать надо. И он о семье думает, а не о каких-то там правилах.

Светка, не поднимая глаз, повернулась и пошла прочь. Она в этот момент забыла даже про то, что тут у соседнего дерева стоит Сашка и мрачно взирает на неприятную сцену.

Догнав её, Сашка начал:

— Чего это ты свою подружайку…

Светка резко встала, обернулась и нацелила на него указательный палец. Сказала, чувствуя, как вместо злобной стервы звучит жалко и бессильно:

— Не твоё дело, ясно? И не подружайка она мне. Было и сплыло. И всё. И эту тему мы закрыли, понятно?

У неё сорвался голос. Она вдохнула сквозь зубы, выдохнула, опустила руку и, не оборачиваясь, пошла в сторону автобусной остановки.

Сашка снова её догнал, поймал её руку, позвал неожиданно мягко:

— Ну, Светик!

Светка не стала убирать руку. Сашка сжал её пальцы и сказал:

— Ну, бывает, что люди меняются, сама знаешь. Тем более, у тебя другая лучшая подруга теперь.

Светка шла, сжав губы в линию, глядя под ноги и стараясь не думать.

Другая лучшая подруга вчера не ответила на её сообщение в аське. На телефонный звонок ответил отец Горгоны, доброжелательно рассказавший, что «Ирки дома нет, она опять уехала на свою игру… А ты что же, не поехала? Я отчего-то думал, что вы вместе».

Светка поблагодарила и попрощалась, и пошла дальше разбирать вещи, а на следующий день даже не прыгнула из кровати сразу к компу, как обычно.

Не думать не получалось. На остановке она рассматривала свои старые кеды, невольно прикидывая, сколько они ещё продержатся. Новые босоножки как бы решали эту проблему, но у Светки было смутное предчувствие, что кеды ей ещё пригодятся. «В дороге лучше…» подумала она мимоходом.

Подошёл автобус, Сашка потащил её к задней двери, ворча, что она спит на ходу, а она шла, как коза на верёвочке, и продолжала думать свои нехорошие опасные мысли. Паспорт всегда лежит во внутреннем кармане рюкзака. Деньги — её личные, её гонорары — лежат в тумбочке, в Сашкиной квартире, но забрать их несложно в любой момент. Там немного, но ей, может, много-то и не нужно. Впереди был ещё полный месяц лета, и она вдруг поняла, что не хочет провести его в этом городе, с этим человеком, на этих улицах.

Не дойдя до дома, она смогла собраться и изобразить оживление. Сказала, дернув Сашку за рукав футболки:

— Давай пива возьмём. Полагается обмыть покупку, и вообще.

— Я хотел арбуз, — ответил он, но Светка, исполненная решимости, замахала руками:

— Да ты чего, какие арбузы в июле! Нитраты одни.

— Фосфаты, — хмыкнул Сашка, — Ладно, давай пива. И раз уж так, берём леща, я сто лет вяленую рыбу не ел.

Они свернули на соседнюю улочку, где всегда была небольшая «толкучка». Мужики с железками и электрикой, старички с вещевым хламом и безделушками, бабушки с зеленью, семечками и вяленой рыбой. Неспеша выбрали крупного, хорошо просушенного леща с круглым «икряным» пузом, завернули к киоскам за пивом и тогда уж отправились домой, через заросший тенистый двор, в двухэтажный дом народной стройки, в угловую квартиру на втором этаже. Поднимаясь по лестнице, Светка словно впервые смотрела на царапины и надписи на стенах, на вытертые бетонные ступеньки лестницы и думала — больше никогда. Всё, никогда больше.

Она и ошибалась — и нет.

В младшей школе её как-то пригласила на день рождения одноклассница. Светка тогда не была ни особо популярной, ни изгоем, так — середнячок, тихая девочка, с которой дружили по остаточному принципу, не выделяли и не притесняли. Она ужасно обрадовалась приглашению. Неделю перед «гостями» она придумывала подарок, рисовала открытку, донимала мать нытьём «что надеть, нечего надеть», так что та не выдержала и потащила её внепланово в соседнюю комиссионку, где купила платьице-матроску с красным лаковым пояском и якорем на груди, где сходились полотна широкого воротника с полосками. Накануне намочила волосы и заплела их в два десятка мелких косичек — «завивка».

В день икс она пришла по нужному адресу в новом платье, с облаком мелко завитых волос на голове и с красиво завязанным лентой пакетом подарка. И попала во двор частного дома, где вокруг расставленных столов уже носилась толпа детей — одноклассники, соседи, двоюродные братья и сестры именинницы. Сама она с визгом пускала огромные мыльные пузыри из красивой «заграничной» баночки. Пацаны — её братья — с воплями прыгали, лопая эти пузыри. Всем было не до Светки. Она попыталась вручить подарок, но повелительница пузырей отмахнулась как-то вроде — а, отдай маме, и Светка пошла искать взрослых. Её перехватила какая-то пожилая родственница, потащила к столу, на котором были только сладости и стаканчики с лимонадом.