Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов

И на нем все еще сохранялась запись.

Митос аккуратно сдул пыль в сторону и увидел, как проявлялся его собственный почерк. Прикасаясь, он читал это будто впервые, он не помнил, как писал. Озадаченный, ибо запись была слишком короткой, чтобы служить черновиком для дневника, он начал читать.

К Битайе и Огге, моим друзьям и учителям. Я буду скучать по вам, но я верю, что когда-нибудь мы встретимся снова, и что вы будете уважать мои причины ухода из этого великолепного города.

К Гекате: спасибо тебе за твою доброту и твои рассказы.

К Перкунасу[9]: я надеюсь, что когда-нибудь тебя заживо похоронит лавина.

К великому царю (здесь было имя, символ которого он больше не узнавал), к городским советникам и людям Лукороуса: я хотел бы откланяться с честью. Хотя я знаю, что вы щедрее и добрее, чем любые другие люди, я жажду неизведанных мест и новых достопримечательностей. Я вернусь ко времени ваших правнуков и с надеждой на улучшение отношений с ними. Сознаю, что я остаюсь без помощи от любого смертного или Бессмертного и что принимаю на себя всю ответственность за свои поступки.

Это было его прощальным посланием к Лукороусу и четырем Бессмертным, которых он знал лучше других, живя здесь.

Он прочитал хроники всех древних Бессмертных, особенно тех, кого он помнил, как первых двух из названных. Это произошло, когда он со временем обнаружил, что стал старейшим из ныне живущих Бессмертных. Битайа была с острова Крит, вероятно, принадлежала к тем, кого сейчас называют минойцами, хотя она жила не там, когда ее обнаружили Наблюдатели. Она потеряла голову, взятую ее ученицей около 1940 года до н. э., и Наблюдатели понятия не имели, что ей было более 1300 лет на момент смерти. Понятно, что орден «Страж» в то время был новой организацией и не мог дознаться о ее возрасте.

Огге был либо хеттом, либо ассирийцем, человеком из тех мест, где сейчас находится Сирия. У Наблюдателей было меньше информации об Огге, они потеряли его след в двенадцатом веке до нашей эры и зафиксировали только похвальбу другого Бессмертного, что он взял голову Огге. Однако Митос на основе тщательного исследования установил, что Огге потерял голову триста лет спустя под другим именем. Наблюдатели не связали два имени, относящиеся к одному и тому же человеку, прожившему около 2400 лет. Митоса всегда поражало, что Бессмертные бронзового и железного веков или даже раньше легко доживали до тысячелетнего рубежа, но Бессмертные, рожденные в современную эпоху, часто теряли свои головы, не прожив и трех столетий. Он не мог приписать это облегчению передвижений, заставлявшему чаще встречаться с другими Бессмертными, ибо даже в древние времена пересечение континентов и океанов было возможно. Нет, он обвинял повышенную одержимость Игрой.

Перебирая наблюдательские файлы, сам Митос смутно вспомнил еще только двоих — весьма уважаемых в городе Бессмертных, на несколько веков старше его самого. Он никогда не встречался с ними снова и не помнил, дружил ли с ними, но учеником их не был. Это не вязалось с его воспоминаниями — не то чтобы жутко надежными, — что тогда у него еще были учителя. Верно, он был слишком стар? Бессмертные, как правило, прекращали поиск новых учителей после их третьего или четвертого века. Маклауд был хорошим примером, ибо он учился у целого ряда блестящих воинов и полагался на мудрость Дария. С определенной точки зрения самого Митоса можно было бы назвать новым учителем Маклауда или заменой Дария для него. Он сомневался, что Маклауд рассматривает его таким образом, и неважно, сколько раз Горец приходил к нему за советом. Маку могут понадобиться учителя и в гораздо старшем возрасте.

Гекату он помнил лучше, как друга и источник знаний. Она позволила ему записать свои рассказы про мореплавателей, удивительные события и фантастические места. Он не помнил, остались ли эти таблички в комнате, или он отдал их Гекате перед уходом. Он был уверен, что ее дом был разрушен во время землетрясения, поскольку располагался слишком близко к входу. Если таблички были там, они потеряны. Ее имени не было в наблюдательских файлах, он искал ее вместе со всеми другими когда-либо встреченными Бессмертными. Это не значит, что ее не было там под вымышленным именем, он нашел в хрониках всего лишь нескольких женщин-Бессмертных, подходящих под описание, но рассмотрев их внимательно, понял, что Гекаты среди них нет.

Со свирепым Перкунасом он столкнулся еще раз спустя столетия у Черного моря. В тот день они разошлись без драки или разговора. Видимо, он держал обиду на этого мужчину, когда жил здесь, но сейчас Митос не мог вспомнить, почему именно. Позже ему придется заново поискать его хронику. Он читал в записях про других Бессмертных, что тот потерял голову более двух тысяч лет назад, но никаких подробностей не помнил. Хотя он забыл, как прочесть последнее имя, упомянутое в письме, оно, кажется, обозначало смертного царя, ответственного за запрет Бессмертным покидать город, звали его Нар'ум. Или же это имя относилось к более позднему царю, он не был уверен.

Митос вытащил фотоаппарат и сделал несколько фотографий своего настольного прощального письма прежде, чем стереть его навсегда собственным рукавом.

Четыре наблюдателя, задыхаясь от возбуждения (а Эми все еще и от завершенного подъема) сидели, направив бинокли на Митоса. Тим удалился в лагерь, чтобы наконец выспаться. Он показал Эми, где на втором уровне находился ее отец, прежде чем провести ее дальше к третьему. Джо оставался на широкой, в основном неповрежденной прогулочной площадке, где ему не было нужды перелезать через что-нибудь. Эми была почти рядом, чтобы присоединиться к нему позже, когда придет пора спускаться. Доктор Золл и доктор Конрад были на четвертом и пятом уровнях соответственно, так как они не знали, как высоко и как далеко Митос может подняться, или вообще никуда не пойдет. Освещения не хватало для приличных фотографий, даже для Тима — специалиста по получению невозможных кадров, но оно позволяло определить, чем занимается Митос на втором уровне. Со своих наблюдательных пунктов через открытую крышу (ткань, придававшая скрытность частной жизни, давно исчезла) они могли смотреть вниз и следить за его достижениями, поскольку Митос осветил все вокруг своим фонарем. Хотя они не могли слышать друг друга, если не пользовались своими рациями, прозвучал коллективный вздох, когда Митос вошел в свою библиотеку и свет его фонаря вырвал из тьмы ряды табличек.

— Неужели мне удастся раздобыть стилос или кусочек мела, выброшенный Митосом почти пять тысяч лет назад? — мрачно спросила доктор Золл по рации остальных членов команды.

— Да, — ответил довольный Джо, — но я помогу тебе пронести это в любом случае. Полагаю, что они будут обыскивать наш багаж, но это может проскочить.

— Когда красный снег упадет, — предостерегла их доктор Конрад, наполовину серьезно, наполовину в шутку. — Они тебя обыщут, прежде чем разрешат выход из пещеры, не только багаж. Попробуй рискнуть.

Доктор Золл засмеялась, но приняла предупреждение всерьез.

— Ты права, мне не следовало шутить по этому поводу, — сказала она. — Джо, удалось установить, давно ли он был здесь в последний раз?

— Он сказал, и помните, что он может соврать, — уточнил Джо, — он сказал, что ему было менее пятисот лет. Но это чисто его догадка, и не ведитесь на утверждение, что он не жил здесь долго. Бессмертные оценивают время не так, как мы. И еще он часто уходил отсюда странствовать. Его старые дневники могут дать лучший ответ, — указал ей Джо. — У тебя получилось прочесть два числа, записанные в его биографии в галерее?

— Да, они являются датами по здешнему календарю, различающиеся на девяносто три года. Я считаю, что одна из дат — это когда он прибыл в пещеру, но неизвестно, родился он здесь или нет. Если бы он был местным, это могла быть реальная дата рождения; вторую дату считаем отмечающей некое значительное событие, в котором он участвовал.