Вера Камша - Довод Королей

– Да будет так! Я счел уместным заговорить о том, что воистину важнее важного и глубже глубокого, – атэв пустил лошадь рысью, отрываясь от свиты, Сандер и Рафаэль последовали его примеру. Кругом расстилались заснеженные поля, всадников было видно издалека, но слышать их не мог никто.

– Садан тебе покорен.

– Да, мы понимаем друг друга, – герцог с нежностью взглянул на жеребца. Странно, как легко он изменил Бризу. Даже кажется, что он всю жизнь ездил только на атэвском красавце.

– Хороший конь для воина важней лучшей из женщин. А Садан – это конь коней. Отцом его был ветроногий Акамат, а матерью облаку подобная Шеат, чью жизнь оборвало рождение двойни. Брат Садана именем Дженнах носит на своей спине принца Яфе, но Садан был назван Саданом потому, что никто, кроме познавшего душу коней Гатара-ар-Хутты, не осмелился подойти к нему ближе чем на локоть.

Со времен, когда дети пустыни пришли в Эр-Иссар по следам коня великого Баадука, повелось, что белый жеребенок с черной гривой, чья жизнь принесла смерть выносившей его кобыле, не знает другого хозяина, кроме Повелителя Повелителей. Но калиф Усман, да продлятся его сверкающие дни, беседует не только с саблей, но и со звездами. Я лишь тень его тени, но я посмел перечить великому, когда тот решил вручить узду Садана дею Филипху.

Звезды открыли, что первое дыхание шарка[131] обожжет тех, в ком течет кровь дея Арраджа. Усман верен клятве Майхуба, и он велел мне, праху из-под копыт его коня, передать его слова и напомнить, что сабля воина должна быть остра, а конь подкован. В знак дружбы и в залог верности привез я белого Садана и не увидел владыки, готового грудью встретить удар судьбы. Но сказано, что нельзя судить о колодце, не коснувшись его дна. Брат дея подчинил себе Садана, и сердце мое возликовало.

Я привез письмо Повелителя Повелителей, но не отдал его, ибо глаза мои увидели среди камня и шелка не волка, а пса в золотом ошейнике. Прости, если мои слова режут твое сердце и обжигают душу, но я скажу то, что должен сказать.

Дей Филипх не поймет слов о большой беде, ибо боится бед малых, и не поверит тому, чему не захочет верить. Но ты истинный дей, и я спокоен. Слова тревоги прочтет тот, кому они западут в сердце и станут факелом в ночи и водой в пустыне. А говорю я тебе это, Эссандр-ар-Шарлах-гар-Аррадж, дабы понял ты, что быть тебе острием копья, лезвием меча, стрелой на тетиве воли в битве с великаном судьбы. Близок час, названный великим Майхубом часом Беды, и пришло время удержать на плечах гору.

Я кончил. Возьми свиток и прочитай, когда будешь далеко.

Сандер молча протянул руку:

– Я прочитаю и постараюсь понять и убедить Его Величество.

– Нигде не сказано, что можно погонять мертвого коня, но ты можешь сделать и невозможное. Хочешь ли ты сказать свое слово?

– Мне нечего сказать. Я мало знаю о звездах и предсказаниях. Но я постараюсь понять и, если от меня что-то зависит, сделать. А в том, что Садан меня признал, нет никакого чуда. Я очень поздно стал ездить верхом, но сразу же поладил с лошадьми, даже самыми злыми. – Александр ненадолго задумался. Атэв молчал, внимательно глядя на герцога. Все уже было сказано, но Сандер не торопился уезжать. В конце концов, почему бы не удовлетворить свое любопытство?

– Могу я спросить о том, что не относится к главному?

– Да будет колодец моих познаний к услугам молодого дея.

– Лучшие оружейники мира живут в Армских горах. Говорят, что ты, благородный Али, знаешь их всех. Не расскажешь ли мне о мастере, сделавшем меч, который я ношу? Его заказали для моего отца, это было не позже чем двадцать два года тому назад.

– Я знаю всех, кто ковал клинки в те времена, и буду счастлив назвать имя.

Александр без колебаний протянул атэву меч. Черная сталь сверкнула на солнце, таинственно замерцал зеленый камень. Али долго с благоговением рассматривал клинок, на поверхности которого дрожали темные струи, а затем вернул меч хозяину.

– Воистину все тропы ведут в Эр-Иссар, и все нити нашего разговора вплетаются в узор судьбы. Это лучший из мечей, которых касалась моя рука, но ни один из известных мне кузнецов Армских гор не ковал его, и я не знаю имени камня, украсившего его.

Нэо Рамиэрль

Выхода не было, по крайней мере для них с Норгэрелем, не говоря уж о человеке. Нэо с трудом добрался до бывшего Светозарного, от которого Орел и Дракон не оставили даже развалин. Дороги назад не существовало, хотя когда она существует, эта дорога? То, что пройдено, пройдено, а что выбрано, выбрано. Хуже было другое: перебегая от Острова к Острову и пережидая, когда Радужная Тропа вновь станет проходимой, он не видел среди разноцветных вихрей иных путей и просветов. Тропа из Светозарного вела в Луциану и больше никуда, и с этим пришлось смириться.

Рамиэрль знал толк в риске, но он не был безумцем. Если с Острова не видно другого Острова, идти нельзя, так как сил и времени хватает лишь на то, чтобы, обогнав смертоносный жар или холод, добраться до следующего оазиса. И Нэо вернулся в Светлую Рощу. Стояла глубокая ночь, но его ждали у самых Врат. Вернее, ждало. Существо из Бездны.

Тварюшка, издав визжащее рычанье, которое не приглушил даже окружавший ее синий кокон, подскочила высоко вверх, а затем кинулась вперед, Рамиэрль едва успел выставить защиту. Сила у пленницы Светозарных была немалая, но ума было не больше, чем у трехмесячного щенка. Неудивительно, что из уст Романа сорвались слова, достойные смотрителя псарни:

– Нельзя! Цыц! Сидеть!

Сказать, что оно село, можно было лишь с большой натяжкой, но окруженный двойным ореолом сгусток Тьмы отполз в сторону и замер, причем показался таким несчастным и обиженным, что Рамиэрль почувствовал себя извергом.

– Нэо? – Негромкий голос Норгэреля прервал неуместные муки совести.

– Я...

– Мы думали, ты не вернешься. Мы ждем тебя почти год.

– Ждете? Зачем? Звездный Лебедь, какие же глупости я несу... Как вы тут?

– По-разному. Аддари ругается с Альмиком, я их мирю, лльяма сидит у Врат и страдает.

– Лльяма?

– Аддари говорит, так в древних трактатах называют эту тварь. Ты не нашел дороги?

– Нет. Дракон исполнил свое обещание. В Светозарном больше никогда не заведутся улитки. Хотя для нашей огненной подружки там теперь в самый раз. Я пытался отыскать другую дорогу, но там не пройти даже мне, а я сильнее и тебя, и Аддари. А ты меня не разыгрываешь? Мне показалось, я гулял оры три, не больше... Ладно, пошли, я давно не слышал, как они ругаются.

– А мне надоело. Оба правы, и оба дураки. – Они старательно шутили и говорили о всяких глупостях вроде лльямы или крашеных паладинов, но рано или поздно придется решать, что делать дальше. Ставка на Светозарное не оправдалась, да и сделали они ее не от хорошей жизни. Но об этом потом. Не сегодня. Таррские эльфы вышли из луцианского храма в пахнущую горечью лунную ночь.