Робин Хобб - Безумный корабль
Она действительно не могла. Воспоминания переполняли ее и как бы вытекали наружу она забывала больше, чем могла удержать. Она едва успевала следить за одним-единственным, что было вправду важно, что никак нельзя было пропустить или забыть. Плиты с рычажками. Ручки, колесики. Только одно это и следовало всенепременно запомнить. А все остальное – долой!
…Она лежала на полу, растянувшись в холодной луже. Холод пронизывал до самых костей, а перед умственным взором продолжали кружиться дни, месяцы и годы, и каждое мгновение было впечатано в ее саднящую память. Она знала гораздо больше необходимого. Время кружилось, двигаясь одновременно взад и вперед. Она видела, как укладывали тесаный камень, возводя эти стены… И как Старшие лихорадочными усилиями затаскивали вовнутрь драконьи «колыбели». Они обвязывали их канатами и взваливали на катки, а снаружи под черным небом дрожала земля, и черным снегопадом сыпался густой пепел…
А потом все прекратилось.
В одном направлении она достигла закладки самого первого камня. А в другом – те из Старших, кто не бежал прочь, остались лежать мертвыми. Теперь Малта знала все. И ничего…
Малта. Вставай!
К кому обращалась драконица? К которому из тех, кто здесь побывал? Что один, что другой… Всех можно заменить друг на дружку, разве не так?…
Малта! Малта Вестрит! Ты запомнила, как открывается дверь?
Пошевелиться. Сдвинуть с места это тело. Это коротенькое и неуклюжее тело. Наделенное такой мимолетной жизнью. И такой глупой жизнью… Ну-ка, проморгайся! В чертоге темно, но можно с легкостью вспомнить, каким он был когда-то, когда жизнь и свет заполняли его. Сияло солнце и порождало радуги в хрустальных плитах купола… Шевелись, шевелись, за работу. Дверь…
Сюда вело двое дверей. Она вошла через северную. Та слишком мала, дракон в нее не пролезет. Колыбель втащили через южную…
Кто она, что она, зачем она здесь – Малта толком не помнила, но вот все, касавшееся открывания дверей, – в мельчайших подробностях. Изначально этим занимались четверо крепких мужчин. Ей придется как-то справиться в одиночку. Она подошла к первой плите возле южной двери и отыскала защелку. Она чуть не переломала все ногти, но маленькая дверка не открывалась, а инструментов у нее никаких не было. Она замолотила по дверце кулаками. Внутри раздался щелчок, и она снова схватилась за защелку. На сей раз дверца неохотно пошла в сторону… а потом с треском сорвалась с обветшалых петель и грохнула об пол. Ну и плевать.
Память чертога плохо согласовалась с тем, что сообщало ей осязание. Хорошо смазанный рычаг, которому следовало так легко поворачиваться, зарос паутиной и был весь покрыт ржавчиной. Она нашарила рукоять и попыталась повернуть ее. Та даже не шевельнулась. Ах да! Ну конечно. Сперва еще вон тот рычажок, запирающий… Она без труда нашла его. Полированную деревянную ручку унесло время, остался голый металл. Она ухватилась обеими руками и потянула… Рычажок не двинулся с места.
Он начал подаваться только тогда, когда Малта повисла на нем всем телом да еще уперлась в стену ногами. Он сдвинулся буквально на волосок и потом неожиданно откинулся до конца. Малта свалилась на пол, а из стены послышался чудовищный скрежет. Там, за раскрытой плитой, что-то проворачивалось, трясясь и стеная. Она снова поднялась. Так. Теперь маховичок… Нет, нет, не то. Сперва второй рычаг. Дверь надо освободить с обеих сторон, а потом уже поднимать с помощью маховичков…
Переломанные ногти и содранные ладони больше не имели значения. Она расправилась со второй плитой… и из-под нее хлынули комья земли. Стена в этом месте пострадала. Малте и на это было плевать. Она откапывала рычаг и отгребала прочь землю, пока не сумела обеими руками за него ухватиться. Рывок… Рычаг прошел немного и остановился. Она вскарабкалась по неровностям стены (в древности здесь был рельеф в виде развернутых свитков) и встала на рычаг ногами. Ее усилия сдвинули рычаг еще ненамного, и высоко над головой опять что-то жутко застонало в толще стены. Малта напрягла все тело и с размаху пнула ногой. Рычаг опять подался… и внезапно сломался. Она полетела вниз, распоров платье о торчащий обломок металла. Она сильно ударилась об пол коленом, и на некоторое время все заслонила боль.
Малта. Вставай!
– Да, да. Сейчас…
Даже собственный голос показался ей странным, слишком тонким. Она поднялась и похромала обратно к механизму. Рукоять маховичка помещалась на колесе со спицами. Размером оно было с каретное, только металлическое. И сплошь забито плотно слежавшейся землей. Она целую вечность выгребала и выскабливала ее оттуда. Земля была холодной, мокрой и обдирала с рук кожу. Она оставалась под ногтями и въедалась в тело…
А теперь попытайся!
Она послушно взялась за рукоять. Память подсказывала, что на этом колесе обычно трудились двое мужчин. И еще двое – на таком же с другой стороны. И поворачивали их строго одновременно.
Но ей некому было помочь. Она повисла на колесе и потянула рукоять вниз. Некоторым чудом оно слегка провернулось, хотя и ненамного. А в стене, высоко над головой, что-то сдвинулось. Малта оставила маховик и перешла к другому. Из него, по крайней мере, не понадобилось выковыривать землю. Она схватилась за рукоять и стала поворачивать колесо. Оно подалось охотнее первого, но тоже ненамного. Малта вернулась к первому маховику, и он еще чуточку подался. Она опять пошла ко второму… И что-то начало получаться. Вся громада двери, пускай на волосок, но сдвинулась вверх. Малта навалилась на колесо… Чертог наполнился скрипом и скрежетом. Память нашептывала, что это натягивались на зубчатках древние цепи, что это пошли вниз тяжелые противовесы. Вспомни, вспомни, как все это устроено! Она помнила. И как действовал механизм, и как задуман был купол…
Все вместе неожиданно дало ей цельную картину стены, двери и механизма. Вернее, картин было две. Как это выглядело когда-то и что осталось теперь. Малта прошла мимо двери, ощупывая вмятины, выпуклости и глубокие трещины, которым не полагалось здесь быть. Потом повернулась к бревну:
– Если сдвинуть дверь, обвалится вся стена здания! Она и так-то еле стоит!
Да, она рухнет. С нее осыплется земля, и внутрь проникнет свет, – предрекла драконица.
– Но если что-то пойдет не так, тебя просто засыплет! И меня вместе с тобой!
Уж лучше так, чем томиться по прежнему. Поворачивай маховики, Малта! Ты обещала!
Магия имени – самая сильная магия на всем свете. Малта толчком вернулась к собственной самости и осознала себя юной девушкой в грязном изодранном платье, затерянной в темноте подземелья. Память о юном строителе, так гордившемся своей работой, исчезла, как сон перед побуждением… Малта взялась за рукоять маховичка и повернула еще.
Но это движение оказалось самым последним, которого ей суждено было добиться от маховичков. Малта бегала от одного к другому, ругаясь сквозь зубы и выбиваясь из сил. Стена охала и невнятно бормотала, но дверь больше не шевелилась.
– Ничего не получается! – сказала наконец Малта. – Заклинило! У меня не вышло… прости.
Драконица долго молчала… Потом приказала:
Сбегай за помощью. Твой брат… я вижу его. Тебе легко будет заставить его. Сходи за ним и захвати еще две палки покрепче для рычагов.
У Малты была масса очень веских оснований воспротивиться приказу. Если бы она еще помнила, что это были за доводы. Она самого-то братишку, о котором говорила драконица, едва вспомнила. Она ясно представляла себе только дверь и как открыть ее. И то, что использовать палки-рычаги было неплохой мыслью. Если пропустить их в спицы колес, вращать маховики будет неизмеримо легче…
Свет иных времен озарял ее путь. Она уверенно (хотя и очень устало) взошла по ступеням к северной двери. По пути ее пальцы сами нашли джидзиновую полоску, и коридор осветился. Малта моргнула, и коридор наполнился жизнью. Мимо шествовали вельможи, окруженные расторопными пажами. Портниха с двумя подмастерьями выходила, пятясь и кланяясь, из дверей: все трое держали в руках ворохи изумительных тканей. Нянька с плачущим, дрыгающим толстыми ножками малышом бежала прямо на Малту… чтобы проскочить непосредственно сквозь нее. Нянька весело окликнула молодого мужчину в украшенной лентами шляпе, тот свистнул в ответ… Это Малта была здесь привидением, а вовсе не они. Это был их город. Не ее.
Она запнулась о камень, вывалившийся из стены, оторвала руку от джидзиновой полоски и опять оказалась во тьме. Равно как и в своем времени, в своей жизни. Холодной и темной, полной запутанных, полуобвалившихся коридоров и закрытых дверей…
Осязание доложило ей, что новый обвал совсем перекрыл дыру, сквозь которую она проползла. Теперь этим путем выбраться было нельзя.
Она притронулась к стене, чтобы понять, где находится, и тотчас постигла иную и более короткую дорогу к близкому выходу. Она со всей поспешностью направилась в ту сторону. К жалобам замордованного тела она более не прислушивалась. Она теперь жила одновременно в тысяче различных мгновений; с какой же стати сосредоточиваться лишь на том, где было больно и плохо? Малта рысцой поспешала вперед. Мокрая юбка то хлестала ее по ногам, то липла к ним.
