Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

— Едут! — воскликнула Аник, потому что далеко внизу показались фигурки всадников на лошадях и повозка. Девочка припала к узкому окну.

— Вэ, дочь князя, солнце высоко поднимется, прежде чем они доберутся до крепости, — сказал Кена. — Но можешь ударить в колокол — один раз.

Аник слезла с подоконника, дернула за веревку сигнального колокола и быстренько вернулась на место. Прибежали две девушки — подруги Прудис, одна из них заменяла Прудис на кухне, потому что Аник еще была слишком мала для того, чтобы готовить пищу на всех домочадцев.

— Дочь князя, дай и нам посмотреть! — воскликнула одна из них, Аник подвинулась немного.

— Вах, — воскликнула девушка, — повозка-то полна шаваб! Разве их звали на свадебный пир? А Прудис с женихом — они так быстро скачут, будто от погони спасаются!

— Звали шаваб, не звали — сегодня двери князя будут для них открыты, — проворчал Кена, вставая с места, — еще не родился тот человек, который в день свадьбы не примет гостя за пиршественным столом. Но дай-ка я гляну, что там за скачки, ты говоришь…

Всадники уже довольно высоко поднялись по склону горы, и видно было, что они спешат. Повозка тоже ехала быстро, и человек на облучке раскручивал над головой невидимую отсюда плеть, погоняя лошадей.

— Беги, скажи княгине, — озабоченно велел Кена одной из девушек, — что-то неладное случилось…

Запыленные, усталые, на взмыленных лошадях въехали молодые во двор крепости, далеко обогнав повозку на крутом подъеме. По обычаю было положено въезжать медленно, под звон колокола, под приветственные крики гостей. Все равно княгиня велела звонить в колокол, и девушки бросали цветы под ноги лошадям и осыпали молодоженов зерном пшеницы и просом.

Соскочив с коня, Прудис бросилась к матери Аник: — Тетушка! — прежде Аник никогда не слышала, чтобы Прудис так обращалась к княгине. — Тетушка, он не хотел отпускать нас, он сказал, что Вардан должен быть подручным в его пивоварне, а я буду вести его хозяйство, и он меня ударил, а Вардан оттолкнул его…

— Успокойся, — сказала княгиня, — он не властен над тобой больше, ты — замужняя женщина. Вытри щеки, гости ждут тебя, чтобы поздравить, нехорошо, если невеста будет заплаканной.

В два ряда выстроились у входа в зал друзья жениха, образовав арку из скрещенных мечей. Под громкую музыку, под звон привратного колокола Вардан с Прудис прошли под этой сверкающей аркой и заняли почетное место за столом. Отец Константин вынес древнюю икону Богоматери, реликвию Красной крепости — много поколений предков князя Варгиза целовали эту икону, вступая в брак или уходя сражаться с врагами. Отец Константин благословил молодых и сказал приветственное слово. Подняли уже первый рог с дорогим бахристанским вином, когда во двор крепости влетела повозка, полная орущих мужчин и визжащих женщин шаваб. Хейнц соскочил с облучка и закричал:

— Где они! Где эта сучка со своим хахалем?

Княгиня вышла навстречу, словно не слыша грубых слов Хейнца, поклонилась Хейнцу и сказала:

— Привет тебе, отец невесты, привет и вам, гости. Пир еще не начался, прошу!

Дружинники князя окружили шаваб, вежливо, но настойчиво провожая их в зал. Шаваб, ожидавшие иного приема, немного растерялись. Княгиня подала руку Хейнцу и вместе с ним подошла к молодым. Прудис, увидев отца, вспыхнула и попыталась вскочить, Вардан, нахмурившись, положил руку на кинжал.

— Отец благословляет вас, Прудис и Вардан, и желает вам быть счастливыми в потомстве вашем, — сказала княгиня быстро и громко и увела Хейнца на другой конец стола, где для него было приготовлено место в окружении нескольких горцев. Здесь она оставила Хейнца на попечении Джоджо и ушла к женскому столу, возглавив его. Другие шаваб сидели далеко друг от друга, мужчины — за мужским столом, женщины — за женским, так, чтобы двое шаваб разделялись не меньше, чем тремя горцами или горянками. Незваные гости притихли, оробев и смутившись. Только Хейнц попытался что-то сказать, но громко заиграла музыка, приветственные крики заглушили голос отца невесты, а Джоджо усердно потчевал его вином, и скоро Хейнц не смог бы связать и двух слов, даже если бы ему и позволили говорить. Кончилось тем, что Хейнца, пьяного донельзя, отнесли в одну из спален. Другие шаваб были осмотрительнее, пили меньше и уж совсем не порывались разговаривать.

Музыку сменило пение — пели мужчины, пел о славных делах предков певец, приглашенный на свадьбу князем, девушки пели старинные свадебные песни. Потом танцевали горские танцы, смеялись и шутили, говорили речи и тосты — целый день продолжался пир, и многие месяцы потом в горских селениях говорили о том, какую богатую свадьбу сыграл князь Варгиз для своей родственницы, и как разумно и хитро обвела вокруг пальца отца невесты княгиня.

Хейнц, проспавшись, вышел на двор крепости, когда пир уже закончился и молодых поехали провожать в Дозорную башню. В крепости остались женщины убирать со столов да несколько пожилых дружинников князя. Хильда ушла уже спать, а Аник попросила у матери позволения посмотреть на процессию. Всадники везли в руках факелы, ярко освещая дорогу и окрестности пляшущим пламенем, музыканты сопровождали молодых, на ходу наигрывая на своих инструментах, сигнальный колокол оглашал окрестные горы частым перезвоном.

— Ты обманула меня, княгиня, — хмуро сказал Хейнц, подойдя к матери Аник, стоявшей рядом с девочкой на крепостной стене. — Ты сказала, что свадьбу сыграем по нашему, шавабскому обычаю, и что будет так, как я хочу.

— Разве вчера не было свадьбы в твоем доме, Хейнц? — спросила княгиня, глядя на него сверху вниз. — Или вчера было что-то не так, как ты хотел?

— Я сказал, что моя дочь будет жить со мной!

— Твоя дочь жила в твоем доме до свадьбы, а теперь она переехала в дом мужа. Так положено у горцев, но так же поступают и у шаваб, разве нет?

— Он пастух, откуда у него дом? Он нищий!

— Он не нищий, он родственник князя, и ему в вечное владение дарована Дозорная гора. Его дети — твои внуки Хейнц! — сами будут князьями, а это большая честь, согласись, Хейнц, даже слишком большая для внуков безродного шаваб.

— Да я на эту свадьбу согласился, потому что мне нужен подручный в пивоварне! — заорал Хейнц, наступая на княгиню. — Вот, подумал я, лучше и не надо, нищий пастух, который будет счастлив куску хлеба с глотком пива…

— Да, и которому не надо платить жалование, так, Хейнц? — насмешливо продолжила за него княгиня. — Горцы не служат, Хейнц, даже когда умирают с голоду. Но пока у князя есть хоть зернышко в кладовых, ни один горец с голоду не умрет. Ты пытался оскорбить нас, Хейнц. Тебе это не удалось. Теперь я скажу тебе — ты, как отец невесты и родственницы князя, был принят с почетом, которого ты не заслуживаешь. Но свадьба кончилась, отныне ты не властен над своей дочерью, и мы не обязаны оказывать тебе уважение. Поэтому убирайся из крепости, и никогда более не переступай ее порога. Мы больше не будем так терпеливы.