Сергей Раткевич - Наше дело правое

Остальные были живы, неторопливо приходили в себя, с трудом размыкали намертво спаянные на время этого странного боя руки. Жанна бросила взгляд на сидевшего напротив Элджернона и ужаснулась: побелевшее изможденное лицо, черные синяки вокруг потускневших глаз, прокушенная губа, из которой сочилась кровь.

— Неужели я выгляжу так же? — прошептала она.

Мария-Роза нашла в себе силы улыбнуться, но улыбка больше походила на оскал.

— Точно не лучше.

Тут она увидела, что дед Авессалом лежит, уткнувшись лицом в стол, и не дышит.

— Па? — спросила она. — Пап, ты чего?

— Умер наш дед, — уронив руки, прошептала Клара. — Ох, как жалко-то… И сил нет поплакать как следует…

Элджернон с искаженным лицом принялся выбираться из кресла и делал это очень долго. А когда ему наконец удалось справиться с нелегким занятием, он поднял тело отца и осторожно положил на стоящую в углу лавку. Сложил руки на груди.

Дед Авессалом мертвым взглядом смотрел в потолок.

Мария-Роза, спрятав лицо в ладонях, беззвучно вздрагивала острыми плечиками. Клара была права — на слезы сил уже не оставалось.

На лужайке перед домом послышались чьи-то шаги, дверь распахнулась, и в дом вихрем ворвался Леобальд Таммер по прозвищу Десница Света.

Его закопченное лицо мало чем отличалось по цвету от серых лохмотьев, оставшихся от щегольской рубашки, правую руку у плеча туго перетягивала повязка с расплывшимся на ней грязно-бурым пятном. Шляпы не было вовсе. Однако Леобальд находил в себе силы улыбаться, и с черного лица сияли задорно белые зубы.

— А ведь снова победили! — вместо приветствия выкрикнул он. — Клянусь, вот это была драка! Вы здесь небось толком и не почувствовали, а ведь в конце, когда ваша защита дрожать начала и Властелин послал вперед своих солдат, мы вышли и задали им трепку. Лицом к лицу, доложу я вам.

Леобальд подбоченился.

— Клинки лязгали, пули свистели, снаряды взрывались, и штыки впивались в тело! Но мы их опрокинули, клянусь, и гнали через пустыню…

Тут он осекся, увидев тело на лавке.

— Вот это да, — потрясенно пробормотал он. — Дед-то ваш… Не знал я… Простите, клянусь, не хотел…

— Чего уж тут, — пробормотала Клара. — Хорошо помер старик. До последнего держался. Мы им гордимся. Поняли? Элджернон! Мария-Роза! Слышали!

— Да, — слаженно кивнули брат и сестра.

— Так что давайте выпьем, — продолжала Клара. — За победу. И за деда Авессалома. И за нее, — она слабым кивком указала на Жанну. — Не будь ее, все совсем не так было бы, ох, совсем не так.

Тут Леобальд Таммер сделал то, чего от него никто не ожидал. Скользнув через всю комнату в стремительном полупоклоне, он упал на колено перед креслом девушки и поцеловал ее холодную, трясущуюся от усталости ладонь.

Жанна, вспомнив, что сидит в кресле босиком, в домашнем халате, с кругами под глазами, порозовела от смущения.

Но тут Элджернон принес бутылку и пять бокалов, и стало проще.

Еще был вечер. Невероятно ласковый июльский вечер, когда унялся ветер, весь день старательно дувший на восток, бросая пыль в глаза солдатам Темной Империи. Солнце медленно скрывалось за лесом, уступая место едва проглянувшей бледной луне. Клара, Элджернон, Мария-Роза и переодевшаяся Жанна вышли на крыльцо, проводить Леобальда Таммера, который опять рвался в какую-то битву, но пообещал сначала дождаться исцеления ран. Когда его силуэт окончательно растворился в вечернем сумраке, выяснилось, что возвращаться в дом никому не хочется, и они остались стоять под резной крышей маленькой веранды.

— Ну что, Жанна, — ласково спросила ее Клара. — Теперь ты вернешься домой? Или…

— Не знаю, — помолчав, ответила девушка. — Домой я не хочу. Я ведь оттуда не просто так ушла. Не ладится у меня с родителями жизнь, ох, не ладится.

Клара снова улыбнулась мимолетной улыбкой, и Жанна вспыхнула от смущения, поняв, что привыкает говорить, как Клара Доннерветтер.

— Тогда оставайся у нас, — просто сказала старушка. — Здесь, на Рубеже.

— Но ведь… — удивленно возразила девушка. — Я же пришла к вам с оружием, а вы сами говорили: на Рубеж с оружием нельзя.

— С каким таким оружием? — хитро прищурившись, спросил Элджернон, между прочим, лично вытащивший кинжал Жанны из-под стола. — Я ничего не видел. А ты, мам?

Клара помотала головой.

— Мария-Роза?

— Ничего не знаю. Какое еще оружие?

— Па?

Тут Элджернон осекся, вспомнив, что деда Авессалома с ними больше нет.

Все замолчали.

— Да все понятно, на самом деле, — махнула наконец рукой Клара. — Оставайся. Ты теперь знаешь, каково это — жить на Рубеже. Ты теперь наша. Опять же, Элджернону жениться пора, глядишь, понравитесь друг другу, что-нибудь да выйдет. Детишки пойдут.

Клара мечтательно посмотрела в синее вечернее небо и добавила:

— Внуки там всякие…

— Ну как вы не понимаете! — с жаром выкрикнула Жанна. — Вы ведь герои! Вы стоите на Рубеже, между Светом и Тьмой, и сражаетесь. А я — так, приблуда, о которой вы ничего-то и не знаете толком.

— Но сегодня утром мы были вместе, и ты была с нами, — строго возразила Мария-Роза.

А ее брат отмахнулся и просто сказал:

— Да какие мы герои? Героев не зовут Элджернонами и Авессаломами. И нас мало волнуют Свет и Тьма, ведь их вовсе нет в людях. В людях есть лишь добро и зло, а все остальное придумано, чтобы запутать и сбить с толку. Главное — любить и доверять, поддерживать друг друга. Ну, вот как мы. И как ты сегодня помогла нам. Это и есть настоящая свобода. И когда ты стоишь на Рубеже, то ощущаешь это лучше других.

— Тогда… Можно, я подумаю?

— Можно, — благосклонно кивнули все трое оставшихся членов семейства Доннерветтеров.

— В любом случае, это будет твой выбор, — добавил Элджернон. — Ты ведь — свободный человек.

Но про себя он подумал, что не стал бы возражать, если Жанна решит остаться.

Кира Непочатова

АЛА ТАНЦУЕТ

Церейн Ледяной Дракон, «Победы и поражения в Карагонской войне»

И только к следующему полудню дошли до долины Грап, где стояло варварское войско. Эльгар Небесный Дракон велел атаковать неприятеля, не дожидаясь отставшей конницы во главе со стратегом-минором Агоном. Позднее Оберт Лигосский написал в своем труде «Белый Дракон, день за днем», что Эльгар проявил горячность, свойственную возрасту. Но сие вызывает сомнения. Не стремился ли обелить себя знаменитый историк, который находился в то время советником при стратеге Эльгаре?