Лана Рисова - Тёмные сёстры (СИ)

Кхаракх! Язык этот их еще. Мастер почти не учил Всеобщему темному – так какие-то азы. Сказал, что без Высокого мне на помощь рассчитывать не придется, я здесь никто – человек. Но, в совершенстве владея языком элиты, на котором не говорили даже обычные дроу, я привлекла бы к себе внимание власть имущих – а там уж крутись, как придется. Сейчас в более продолжительной беседе я запалюсь раньше времени. Судя по всему, этот хассур далеко не дурак, одно с другим сумеет соотнести. Надо срочно брать с него Клятву, пока он не начал задавать вопросы. Тогда можно будет вздохнуть свободнее.

Не дожидаясь кагарша – он быстро найдет меня сам, я ловко по уступам спустилась из своего укромного места и продолжила путь, переночую в Большой пещере, а с утра наберу молока и обратно.

Пять слизней впереди заставили гадливо поморщиться, слишком медлительные для меня они источали преотвратный запах гнилья, питаясь в основном падалью. Всю дорогу заполонили – не обойти, тьфу, пропасть.

О! Пропасть! Я проверила ближайшие льйини камня и воздуха – чисто, и, собравшись, кинула заготовленное плетение под первое белесое тело. Один за другим жирные туши падали в образовавшуюся дыру. Жаль, надолго это их не задержит, зато я могу спокойно пройти.

Разбежалась, ухватившись за льйини воздуха, сплела их со сводом и, как на тарзанке, ловко перемахнула через устроенную мной ловушку. Моя давняя мечта – свободный полет, была настолько сложной, трудоемкой и кропотливой работой с нестабильными воздушными льйини, что пару раз полетав, под ехидное хихиканье мастера, глумящегося над моими потугами, я отбросила это прекрасное, как оказалось в кавычках, занятие. В конце концов, левитация была гораздо доступнее.

Я замедлила бег и прижалась к левой стене, одновременно накидывая серую маскировку на свою ауру – Льйи Тайги, как назвал ее наставник. Под черной толщей камня правой части свода копошилась голодная Гниель. Интересно, она почует моих узников раньше, чем им удастся выбраться? Впрочем, мне все равно, даже, несмотря на то, что сытая Гниель в три раза злобнее голодной – так уж у нее устроена система самозащиты, я успею обернуться до любого из этих событий.

Впереди забрезжил тускло-красный свет, и я переключилась с ночного зрения на полуночное и уменьшила вдвое количество импульсов-разведчиков. Мастер неделями дрессировал меня переключаться, пока это не стало получаться произвольно. Необходимость навыка я оценила в первом же путешествии. Все пещеры отличались друг от друга не только размерами, структурой и обитателями, но и степенью освещенности. Зависело это как раз от обитателей: светящихся грибов, тварюшек, пород камней, но в основном за счет разнообразной плесени, виды и многоцветие которой приводили меня в полный восторг. Поэтому в некоторых тоннелях стояла чернь, хоть глаз выколи, в других же могло быть светло, как на поверхности. В основном же преобладало мягкое неяркое свечение различных оттенков, обычно не теряющее своей интенсивности, ввиду того, что у различных видов растений, были свои собственные циклы жизни, не пересекающиеся между собой. Разумные этого мира ориентировались на шакры – полуживые камни, с суточным циклом идеально подходящим под принятое времяисчисление.

Воздушные потоки ласково погладили разгоряченное от бега лицо, возвещая о большом открытом пространстве впереди. Я перешла на шаг, полной грудью вдыхая свежесть пещерного ветра, и вскоре осторожно выглянула из тоннеля.

Большая пещера представляла собой огромную долину, заросшую в основном низкими буро-желтыми лишайниками, и походила на степь. Практически в самом центре располагался небольшой водоем с теплой минеральной водой из бьющих на дне источников. Поэтому почти все время над водой стоял белесый туман, из-за чего другой конец пещеры был не всегда различим. Не смотря на это, в нем очень любили нежиться земляные коровы. Я и сейчас различила сгрудившуюся возле кромки воды подвижную массу из огромных тел, готовящихся ко сну. Надо было и мне скорее добраться до своего обычного укрытия, пока не погас голубой свет больших шакров, и на охоту не вышли ночные хищники. Я побежала к узкой расщелине, образовавшейся от давнего землетрясения, и, протиснувшись в нее, забралась, цепляясь за выступы, в углубление, находящееся на высоте примерно равной росту трех коров. Отсюда мне было видно, как деловито эти массивные снорги образовали плотный круг, собрав детенышей посередине, и выставив дозорных самцов. Я тоже раскинула пару сетей-охранок и, перекусив, уютно свернулась вокруг рюкзака.

Утром меня разбудил довольный Рюш. Сыто курлыкая, он суетился перед лицом, щекоча мне нос своим мягким мехом.

– Ну, разбойник! Никогда не даешь мне поспать, – я шутливо затрясла его, схватив за лапки. Все равно он читает мои льйини, расцвеченные цветами благодарности за то, что опять выдернул меня из цепких лап ежедневного утреннего кошмара, от которого я уже столько времени не могла избавиться, равно как и от периодических мигреней.

Жуткие головные боли начинались с тупой пульсации в затылке и в течение нескольких часов перерастали в настоящую бурю в черепной коробке, которая сопровождалась в лучшем случае тошнотой и слабостью, в худшей долгими обмороками. Надо ли говорить, что в такие моменты я не могла не то, что плести, но и мяу сказать. Если во время одиночных путешествий случалось такая беда, я забивалась в какое-нибудь укромное место, закрывалась всевозможными щитами и тупо отлеживалась, надеясь, что меня никто случайно не обнаружит и не схавает мимоходом. Рюш всегда оставался со мной и пару раз спасал мне жизнь, когда то же самое укрытие присматривали для себя пещерные снорги. Хорошо то, что больше суток это безобразие обычно не продолжалось. Сначала я считала причиной удар головой, когда упала, казалось еще в прошлой жизни, в роковую дыру в земле. Но мастер отмел эту версию, проследив периодичность болей, он объяснил это выходом Темных Сестер. Причем, как он утверждал, голова начинала болеть не в самый момент появления спутников на небе, а за несколько суток до этого. Как он это определил, находясь под сотнями метров камня, для меня осталось загадкой. Что ж, мой тренированный женский организм воспринял эту неприятность достаточно по-философски – привык к ней.

Я сладко потянулась, наскоро перекусила и выскользнула из укрытия. Похоже, ночь прошла для коров без происшествий – они преспокойно разошлись по долине, методично сжевывая попадающий под огромные челюсти лишайник. Поискав глазами Зазнайку, я двинулась к ней.

– О, моя дорогая! – я похлопала ее по сверкающим надкрыльям, которые исполняли роль защиты – земляные коровы не умели летать, разве что когда-то очень давно, когда жили на поверхности. – Твой малыш почти совсем вырос!