Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин
Губы Геда продолжали с присвистом лепетать слова заклинаний, а потом он вдруг крикнул громко и звонко:
— Эльфарран!
Еще раз то же имя:
— Эльфарран!
И в третий раз:
— Эльфарран!
Бесформенная черная масса, которую он вытягивал из земли, оторвалась от почвы, начала расщепляться, между его разведенными руками закружился, как веретено, светлый столб, затем превратился в бледный светящийся овал, вытянувшийся от земли до его поднятой вверх руки. Внутри этого овала что-то на мгновение всклубилось, и проступила какая-то форма, похожая на очертания человеческой фигуры. И вот уже спиной к ним стояла высокая женщина. Она повернулась и посмотрела на мальчиков. Ее прекрасное лицо выражало печаль и страх.
Лишь одно мгновение мерцало перед ними это видение. Потом светлый овал между руками Геда пожелтел, ярко вспыхнул и начал расширяться, растягиваться, разрывая черноту земли и ночи, вспарывая материю мира. Сквозь этот разрыв полыхнула жуткая слепящая молния, но не погасла, как подобает молнии, а осталась и продолжала пылать со все нарастающей, непереносимой яростью. И сквозь этот слепящий, бесформенный разрыв лезла, цепляясь, черная тень, омерзительно ловкая и проворная, а потом прыгнула прямо в лицо Геду.
Пошатнувшись и запрокинувшись назад под грузом этой мерзости, Гед хрипло, приглушенно вскрикнул. Маленький отак, сидевший на плече у Боба и во все глаза следивший за происходившим, тоже пронзительно заверещал — это зверек, у которого, считалось, нет голоса! И ринулся вперед, как в атаку.
Гед упал навзничь, отбиваясь и корчась, словно от невыносимой боли, а слепящий разрыв в мировой тьме продолжал расширяться над ним во все стороны. Мальчики, до сих пор неподвижно глядевшие на это зрелище, опомнились и бросились бежать. Яхонт, сжавшись от страха, припал к земле, защищая глаза от жуткого света. Только Боб бросился к своему другу, и только он один увидел тот сгусток тьмы, который впился в Геда и терзал его плоть. Это была какая-то черная Тварь величиной с маленького ребенка, хотя казалось, что постоянного размера у нее нет, и она то раздувается, то съеживается. У нее не было ни головы, ни лица, только четыре когтистые лапы, которыми она хватала и рвала лицо Геда. Боб даже заплакал от ужаса, однако протянул к Твари руки, чтобы оторвать ее от Геда. Но Боб не успел к ней прикоснуться, он почувствовал, как сковало его так, что он не мог даже шевельнуться.
Нестерпимая яркость начала меркнуть, разорванные края мироздания медленно сходиться. Совсем близко раздался голос тихий, как шелест листвы, как лепет фонтана.
Снова засияли звезды, а трава на холме осветилась лучами взошедшей луны. Ночь была исцелена. Восстановленные и успокоенные, установились в спасенном Равновесии свет и тьма. Темная Тварь пропала. Гед остался лежать, неудобно раскинувшись на спине, разметав в стороны руки, будто все еще пытался удержать жест призывания. Лицо его было черным от крови, и черные кровавые пятна расплывались по тунике. Маленький отак, прижавшись к его плечу, дрожал мелкой дрожью от страха. А над ним стоял человек в одеянии, бледно мерцавшем в лунном свете. Это был Верховный Маг Неммерле.
Отливающий серебром кончик жезла Неммерле описывал круги над головой Геда. Один раз он легонько коснулся его груди над сердцем, один раз — губ. Неммерле все время что-то шептал. Гед шевельнулся, губы его разомкнулись, судорожно втянули воздух. Тогда старый Верховный Маг оперся концом жезла о землю, а сам привалился к нему, уронив голову, как будто все его силы иссякли и он не мог даже стоять.
Тут, наконец, Боб почувствовал, что может двигаться. Обернувшись, он увидел, что подоспели еще два Учителя: Призываний и Песнопений. Нельзя было свершить Великого Волшебства, не разбудив этих людей. К тому же они умели очень быстро попасть туда, где были нужны; первым из них успел Верховный Маг. Послали за помощью, вскоре пришли остальные Учителя и унесли с холма Верховного Мага, а Боб с мальчиками подняли Геда и отнесли к Учителю Целения.
А на холме Рока всю ночь оставался Учитель Призывания. Ничто больше не шевелилось на холме, где совсем недавно была прорвана насквозь мировая субстанция. Тень не явилась под лунным светом в поисках разрыва, сквозь который можно было уползти назад, во тьму. Она убежала, спасаясь от Неммерле и могучих заговоренных стен, окружавших невидимым щитом остров Рок. Значит, она оставалась где-то в мире. И там, в мире, она где-то спряталась. Умри в ту ночь Гед, она бы разыскала открытую им дверь, чтобы последовать за ним в царство смерти или в какое-то иное место, откуда она явилась. Но Гед остался жив.
Его положили на кровать в Покое Исцеления, и Учитель Целения обработал раны на лице, на горле и на плече. Раны это были глубокие, рваные и злые. Черная кровь, не останавливаясь, текла из них даже после того, как сказаны были все наговоры и наложены затянутые паутиной листья перриота. Ослепший и онемевший, лежал Гед и, как хворостинка на медленном огне, сгорал в лихорадке; то, что его сжигало, не поддавалось никаким чарам.
А невдалеке от него, в открытом дворике, где играл фонтан, лежал Верховный Маг, тоже неподвижный, холодный, очень холодный — он умирал; жили только его глаза, следившие за бликами лунного света на воде и за трепетом листвы на деревьях. Те, кто был рядом, не творили заклинаний, даже не пытаясь сделать хоть что-то для его исцеления. Время от времени они тихонько переговаривались, а потом снова смотрели на Неммерле. Он лежал совсем тихий, и в лунном свете его орлиный нос, высокий лоб и седые волосы казались белыми, будто выточенными из слоновой кости. Чтобы сдержать неуправляемые колдовские чары и отогнать от Геда Тень, Неммерле пришлось истратить всю магическую силу, а с нею ушла и его телесная мощь. Теперь он умирал. Но смерть великого мага непохожа на смерть простых людей. Ему за долгую жизнь приходилось не раз посещать иссохшие и крутые склоны царства мертвых, поэтому он уходил в смерть без страха, уверенно ступая по знакомому пути. И когда Неммерле всматривался во что-то наверху сквозь лунную листву над головою, те, что были с ним рядом, не знали, что видит он в этот миг: летние звезды, уже тускнеющие перед рассветом, или те, иные звезды другого мира, которые никогда не гаснут над иссохшими холмами, не знающими, что такое утренняя заря.
Ворон с Осскиля, с которым Маг не расставался тридцать лет, пропал, и никто не заметил,
