Ратибор Степанов - Призма-2

Сегодня матка Власка со своей дочерью Аной готовили лечебный напиток для сильно захворавшего кузнеца Вадима. Тот, зимой провалился под лед и о том никому не сказал, сам лечился. Не вылечился. Вот уже и весна началась, а он слег с жаром. Теперь его спасать надо. Хороший парень кузнец Вадим, сильный, смелый, но слишком скромный. Постеснялся матку Власку беспокоить, а теперь при смерти, в жару валялся, бредил.

— Мама, бабка Гнычиха кузнеца хотела вылечить, а тому еще хуже стало. Но мы же спасем Вадима? — Ана в ожидании устремила свои большие голубые глаза-блюдца на мать.

— Конечно, доченька вылечим. С Гнычихой у меня серьезный разговор предстоит. Не своим делом та занялась. Вадим — человек хороший, а Гнычиха — колдунья. А от злых сил хорошему человеку добра не жди. Сначала может и полегчает, но затем обязательно скрутит, запеленает доброго человека темная сила. Вот хуже ему и стало. Зря я ей тогда позволила остаться у нас. Жалко стало ее — пришла к нам голодная, оборванная, избитая. Видно за дело ее дреговины выгнали, а мы себе во вред, сжалились.

Ана перекинула свою светлую косу через плечо и в упор посмотрела на мать:

— Не хотела говорить тебе, но не смолчу больше. Молодые девки не нарадуются на Гнычиху. Она им кого надо приворожит, отобьет от жены доброй, отца у детей уведет, и прочие разные гадости творит у себя на отшибе. Поговаривают, что беременным от плода избавиться помогает. А еще судачат, что по ночам она в черную кошку превращается и ходит по домам высматривает, хвори и болезни напускает. Затем предлагает их вылечить. Еще говорят, что против тебя народ настраивает, недоброе замышляет.

— Со мной тягаться у нее силенок не хватит, а вот то, что она в поселке творит очень плохо. Зря ты молчала, мне ничего не говорила. — Матка Власка с укором посмотрела на дочь, вгоняя ту в краску.

— Не хотела тебя беспокоить, у тебя столько забот. Мало ли чего в народе болтают. — Ана поняла, что нужно было раньше все рассказать матери о бабке Гнычихе. Вон та, сколько уже дел натворила, она же все стеснялась рассказать, боялась оговорить человека.

— Это не ерунда, доченька. Ты сменишь меня, станешь Главной ведуньей нашего рода. Должна знать, что зло потихоньку проникает к нам, распространяет свой яд. Сначала приворожить кого, потом сглазить, от плода ненужного избавиться, людям «помочь». Помощь та затем боком выходит. Все это — колдовство темное. Она людей в черный омут тянет. Думаешь так, только пальчик помочу, а потом не заметишь, как по горло в трясине окажешься. А выбраться то и сил нет. И конец всему. Окажешься без роду, без племени. Тыщи лет назад жили наши прадеды в Ярун-стране, хорошо жили. Ни с кем не воевали, трудились. Но пришло к ним злое племя «марту». Жалкие такие, голодные. Попросились пожить рядом, недолго. Пожалели их наши пращуры, пустили. Они же потихоньку зло вокруг стали распространять, сбивать с Пути истинного ванов и даров верных. И ста весен не прошло, как зло заполонило все наши роды. Междоусобицы начались, болезни, неурожаи, голод. Одни над другими захотели возвыситься, слуг, рабов заиметь. Стали Анориса и Белбога забывать, а черному богу марту, Мордуку, покланяться. Бога, заветы предков забыли, стали вырождаться. Спохватились, да поздно. Уже у многих родовичей глаза тьмой поволокло. Призвали ведуны народ на борьбу. Была война долгая, кровавая. Много народа марту оказалось вокруг и многие наши родованы с ними. Пошел тогда брат на брата, сын на отца, дочь на мать. Сильные, злые, коварные оказались они. Только после долгой борьбы пришлось нашим предкам отступить с родной земли, оставить могилы предков, храмы Анориса. Надругались вороги над Святой землей, над могилами пращуров, а храмы отдали темным богам. Пришлось дедам нашим отойти на север, к Хмурому морю. Ушли со своей земли, но веру не предали. А на той земле тьма теперь и зло. Плачет и стонет Святая земля, корит за ошибки наших пращуров.

— Но ведь не могли деды наши не принять, не обогреть сирых и голодных? — от услышанного Ана разволновалась, щеки заалели, глаза-блюдца еще больше стали. Красавица — девка.

— Не могли, точно говоришь. Иначе сами бы злым уподобились. Должны были зло сразу распознать и меры принять. Для того ведуны и нужны. Но зло часто, поначалу, сладко и незаметно, удобно и расслабляюще. Искушает нас, топит нашу волю, как огонь воск. Трудно от него потом избавиться. Не уймется оно. Уходим мы от темных сил все дальше и дальше, а оно за нами идет, преследует, не спрячешься от него. Вот уже опять до нас добралось.

— Откуда матушка, взялось, это зло?

— Этого, Анушка, я не ведаю. Понимаю только, что потеряли мы Знание, а зло оно в крайностях сидит, а мы с тобой должны оберегать от него наших родовичей, родных и близких. Не исключено, что бабка Гнычиха это только первая ласточка… Ладно, горшок с напитком остыл. Бери его, а я свои ведуньи дела возьму. Пойдем кузнеца Вадима спасать, пока не поздно.

— Пойдем, мама. — Дочь и мать вышли из своей избенки и направились по деревянной мостовой на край села, где жил и трудился кузнец Вадим.

Было давно за полночь. Поселок спал. Только сторожевики, невидимые для вражьего глаза подавали друг другу условные сигналы, имитируя то крик выпи, то уханье совы. Не спали и в одинокой покосившейся избенке, расположившейся на краю леса, за деревней. В эту глухую темную ночь бодрствовали бабка Гнычиха и ее гость. Гость Гнычихи, еще молодой крепкий мужчина, с длинными темными волосами и неприятным злым лицом, о чем — то спорил с ней.

— А я тебе говорю, пора. Самое время устранить матку Власку и ее дочь. Сделать это нужно тихо, без свидетелей, как несчастный случай.

— Торопишься ты, Злыдень. Где Руны мы еще не знаем. Как не найдем?

— Найдем. — недовольно скривился тот. — И не называй меня Злыднем. Я Золторакс, а не Злыдень, сто укусов волдырника тебе пониже спины. Сколько раз тебе говорить. Я — высший Поисковик нашего братства. — Черноволосый так и сверлил своим тяжелым взглядом, отчего его и без того угловатые черты лица еще больше заострились.

— Ты взглядом своим противным не буровь, не буровь. Для меня ты — Злыдень, злыдень и есть. Ишь глазенки вытаращил, искришь, хоть огниво подноси к тебе. Да вот только я тебя ничем горяченьким кормить не собираюсь. Потому уймись и меня старую, слушай и начальство передо мной не строй. Власку, для уверенности, лучше выкрасть. То, как не найдем Книгу? Недоволен будет твой хозяин.

Злыдень задумался. Был резон в словах старухи. Не стоило так рисковать. Перспектива быть зашитым в брюхо чирдинской акулы, выпущенной в море к ее родственницам, его не прельщала. Черноволосый задумался и принял решение.