Владимир Перемолотов - Талисман власти

— Да там уж было кому на нее посмотреть… И попользоваться…. Горит же город!

Исин понимал, что идти все-таки придется, и сделал шаг следом. По коже сапог сухо щелкнули метелки созревших трав.

— Ну, так что? Пусть горит… — задумчиво повторил Избор. — Тем, кто там сейчас совсем не до нас. Кого побили — прячется, кто побил, тот добычу собирает. Под это дело может и нам чего обломится?

Трава под ногами шелестела, но люди чувствовали себя так, словно шли по пепелищу. Шагов через двадцать Исин спросил:

— А если у них ничья?

Избор улыбнулся.

— Не слыхал о таком… Это что, когда все друг друга перебили? Так и это не плохо. Тогда весь город наш, все кони…

Кусты остались позади, и они шли, зорко поглядывая на стены — не покажется ли кто? Исин считал бревна, и с каждым счетом все сильнее его губы кривила пренебрежительная усмешка. С Пинскими эти укрепления и сравнивать было нечего.

— Загородку поставили… — пренебрежительно сказал он. — Надо же. Десять бревен! Кого это остановит?

Избор, вырвавшийся вперед, встал.

— Останавливают не стены, а люди.

Исин обошел его и остановился рядом. Под ногами у Избора, выбросив вперед руки и вцепившись в траву, лежал мертвый песиголовец. Избор не побрезговал, наклонился, поднял голову. Из левого глаза торчал обломок стрелы.

— Этого вот не десять бревен остановили, а прутик…

Он подобрал лежавший тут же обломок и помахал ею перед носом хазарина. Дальше песиголовцы стали попадаться чаще. Избор прикинул расстояние до стены и покачал головой. Лучники подпустили врагов слишком близко. Уже по одному этому было видно, что защитники города не могли бы устоять. Исход схватки был предопределен тем, что среди защитников не было ни княжеских дружинников, ни наемников. И все-таки они защищались…..

Они насчитали пятерых песиголовцев, пока не подошли к воротам, а потом пошли защитники веси.

Картина им открывалась самая обыденная. Песиголовцы бревном выбили ворота (оно так и осталось лежать рядом с разбитой створкой) и ворвались в город. После этого началась резня.

Все это, словно небо, раскинувшееся над миром, покрывал запах горелого мяса. Это был запах поражения, крови и слез. Исин поморщился. Он уже догадывался о том, что предстоит увидеть.

— Какие тут лошади? Все что не сгорело, то разбежалось….

Избор не ответил, а пошел вперед, сжимая лук и настороженно поглядывая по сторонам. От домов несло жаром. Через выбитые окна валил дым, и выплескивалось пламя, загибаясь алыми языками в голубое небо.

Никуда не сворачивая, они дошли до площади.

— Ну и что? — спросил Исин. — Где тут твой староста? В какой куче?

На площади, сразу за домами землю покрывали трупы. Тело тут лежало на теле, еще не тронутое тлением. Смерть тут сравняла всех — поселян, песиголовцев и дружинников. Увидев молодцев в кольчугах, воевода наклонился сперва над ближним, потом подошел к другому, к третьему… Лица были все незнакомые, но по оружию киевской работы он признал в их киевских дружинников — через одного в их руках остались мечи с клеймом Людоты.

Избор молча пересыпал подобранные с земли стрелы себе в тулу. Все что тут произошло, произошло совсем недавно. Трупы даже не успели закоченеть. Женщины, дети, старики и мужчины лежали друг на друге, словно последним их желанием было желание защитить друг друга. Вокруг них лежали песиголовцы, а рядом со зверолюдьми — дружинники.

— Они окружили их, — сказал Избор, — а потом подоспели дружинники…

— Слишком поздно…

— Зато отмстили…

— Всем ли?

Исин посмотрел по сторонам. То, что их окружало, не было полем битвы и стоять среди этих мертвецов было не уютно. Хазарин покрутил головой, выискивая живых. Они наверняка был где-то рядом — грабили, убивали, защищались

— Пойдем, — попросил он, — коней поищем…

Они пошли прочь.

Тем, кто остался лежать в пыли у них за спиной, уже ничего не могло помочь. Мало того, дело, что привело их в Фофаново, само требовало помощи. Мимо чадящих дымом домов с распахнутыми и выбитыми дверями они осторожно шли вперед, с хрустом вдавливая в землю черепки и чадящие головешки.

Весь еще не была мертва — во дворах бродили куры, кричали петухи, где-то мычали коровы, только вот людей не было.

— Сожрали их всех, что ли? — злясь на свой страх, спросил Исин. — Только что-то я не слышал, что бы песиголовцы людей жрали.

Избор не ответил, осторожно выглядывая из-за забора. Он долго молчал, а потом ответил, как это часто бывало не на вопрос, а на свои мысли.

— Их осталось немного.

— Кого?

Избор еще помолчал. Исин по его лицу видел, что тот не думает, а просто наблюдает за улицей.

— Всех… И тех и других, — наконец произнес он и добавил совсем уж невпопад — Кошки-мышки…

— Куры и коровы, — хмуро ответил ничего не понявший Исин. — И не одной лошади… А князь обещал.

— Раз обещал, значит, будут лошади. У Брячеслава слово с делом не расходится. Ты же знаешь, что если он кого повесить пообещает, так обязательно повесит…

— Повесит, повесит… Только при чем тут кошки?

— Кошки-мышки…. Бегом!

Он одним махом перебежал улицу и влетел в ворота напротив. С нового места были видны полу обгорелые стены — все, что осталось от добротного двухповерхного дома войта. Над ним еще поднимались клубы дыма.

— Песиголовцев было десятка два. Для них эта стена в десять бревен — не препятствие, а так…

Он щелкнул пальцами.

— Городок подожгли, жителей, кто сбежать не успел — вырезали. Им бы все та с рук и сошло, только вот дружинники. Тут у них и не сложилось…. Теперь и тех мало и других мало осталось. Вот они друг друга по городу и гоняют. Теперь Исин понял, что имел ввиду Избор, когда говорил о кошках-мышках.

— Хороши кошки-мышки…

— Какие есть….

Где-то в стороне послышался щелчок, словно в город вернулся ничего не знающий пастух и привел стадо. Исин встрепенулся и посмотрел по сторонам.

— Принесло кого-то….Коровы-то нам зачем?

Вслед за ударом хлыста послышался звериный рев. Так мог реветь только медведь или вепрь.

— Коровы? — с сомнением переспросил Избор.

— А-а-а-а-а! — взревело у них за спиной. Они повернулись, словно тот же незримый кнут достал каждого из них от плеча до задницы. Штук шесть песиголовцев выскочили из-за поворота, внезапно, словно грибы после дождя. Солнце обливало волосатые фигуры и блестело на влажных зубах и остриях мечей. Не смотря на то, что на песиголовских мордах человеку что-либо прочитать, было затруднительно, но в этот раз все было иначе. То, что прилипло на мордах в этот раз иначе, чем радостной улыбкой назвать было невозможно.