Андрэ Нортон - Смерть или престол (Книга Дуба)

А потом позади нее возникла чья-то тень. Она обернулась и увидела жадную пасть громадного летающего существа. То была не птица, нет… и страшная тварь готова была схватить ее и проглотить! И ей было ясно, что она — жалкая кроха, которую даже закуской считать нельзя… и что истинная цель твари — не она, а те, кто стоит на палубах северных кораблей…

А потом все погасло. Она стремительно вернулась в собственное тело, расставшись с посланником. Посадив крошечного летуна себе на плечо, она ощутила сильные удары маленького сердца у своей щеки. Посланник сослужил ей хорошую службу. Он достоин того, чтобы иметь имя.

— Туманчик, — сказала она. — Я буду звать тебя Туманчиком.

Существо замурлыкало, словно от удовольствия. Ах, если бы она могла найти среди людей таких, кто служил бы ей хотя бы вполовину так хорошо, как Туманчик!

6

Борф снова видел сон. Его одеяло сбилось, когда он метался, пытаясь победить неведомого темного врага. Король лежал на спине и смотрел в черные недра полога, нависшего над ним. У него отчаянно колотилось сердце, во рту словно эскадрон ночевал, голова тупо болела, как будто его недавно рубанули мечом по затылку… Веки жгло огнем — и Борф по давнему опыту знал, что если сейчас посмотрит в зеркало, то увидит, что глаза у него налиты кровью.

Как всегда, пробуждение было еще хуже снов. В последнее время истина не давала ему покоя. Борф медленно приподнялся в постели, заставив свое дряблое тело принять сидячее положение. Во рту у него пересохло так, словно он уже неделю умирал от жажды. Его рука принялась неуверенно шарить по столику у кровати, а из горла вырвалось глухое рычанье.

Ночник, который он приказывал никогда не гасить, догорел. Однако луна светила достаточно ярко, чтобы увидеть: раскладная кровать камердинера пуста.

Борф попытался выдавить из себя достаточно громкий звук, но сначала лишь придушенно захрипел. Наконец ему удалось позвать:

— Руген!

Он был один в спальне, один в этой громадной кровати на возвышении. И занавеси были раскрыты не только справа от него, навстречу темноте и ночи, но и в ногах их тоже не задернули. Борф прищурился. Там что-то было — искры слабого света… Перенеся вес на один локоть, он подполз к краю сбитой постели, пытаясь дотянуться до этих искр.

— Стафард!

Даже его телохранитель… Неужели все его оставили? Может, он грезит? Неужели его могли оставить наедине с тем страшным, что может подкрасться в темноте?

Борф ощутил густой запах вина. Его рот наполнился слюной, и он судорожно сглотнул. Ему нужно… необходимо… выпить! Пусть только ему дадут полный кубок вина — и в его мире все снова станет на свои места.

Эти искры света — это же глаза! Точно, глаза!

За ним следят. В тайных прикроватных ножнах, у самого изголовья, висит его ночной меч. Не смея отвести взгляда от светящихся глаз, король судорожно шарил рукой, царапая толстые занавеси ногтями. Наконец ему удалось отыскать оружие — и он сжал пальцами рукоять меча.

— Во имя Камбара, кто ты?

Он облизнул пересохшие губы. Сила, которую он призвал, была давно забыта. Однако Борф надеялся, что она по-прежнему его хранит.

Вот только… только… Его собственный взгляд оказался в плену тех глаз, что светились перед ним. Король начал задыхаться: наполнять легкие становилось все труднее. Он видел глаза, видел то, что за ними…

А там была темнота, висевшая, словно одна из тяжелых красных занавесей его постели. А потом — сероватый отблеск. Он медленно приобрел очертания листа. Затуманенный разум Борфа начал проясняться. Да, действительно: это был лист, высотой с человека — и он стоял прямо, словно телохранитель на посту.

Лист. Какой лист? В уме короля шевельнулось воспоминание. Его мысли были непослушными, потребность в питье все усиливалась. А потом он узнал лист. Ясень! Этот лист… это был Ясень! И прямо на глазах Борфа он стал меняться, таять — и превратился в женщину, лица которой он уже не надеялся увидеть.

— Алдита…

— Борф! — прошептала она тихо, словно вздохнула.

А потом взмахнула обеими руками — и растворилась во тьме.

Только теперь Борф почувствовал, что в его руке, сжимавшей рукоять меча, что-то изменилось. Он уронил оружие и начал отчаянно ощупывать пальцы, пытаясь понять, в чем дело… и не нашел металлических обручей, еще недавно глубоко погружавшихся в отекшую плоть. Исчезло привычное Давление Великих Колец. Еще не веря случившемуся, король прикоснулся к глубоким впадинам, оставшимся там, где были Кольца: большой палец, указательный, большой, указательный… Гнев, смешанный со страхом, нашел выход в яростном вопле. Кто-то откликнулся на него.

— Сир! Государь!

В спальне вспыхнул свет — и это были уже не глаза. Свеча — невыносимо яркая. Борф был потрясен, ослеплен и несколько мгновений мог только молча моргать.

— Руген?

— Да, сир. Я здесь. Чего вы желаете?

От старых привычек трудно избавиться. Борф пришел в себя настолько, чтобы постараться выглядеть тем, кем его сделала судьба, — правителем и вождем.

— Принеси мне вина! — хрипло проговорил он. — Где ты был, мерзкий сукин сын? Ты что, посмел путаться ночью с какой-то шлюшкой, забыв о своих обязанностях? Вот я утром спущу с тебя шкуру…

Тем временем Руген обошел кровать и поставил на столик подсвечник с двумя свечами. Стало видно, как он поспешно поднял кувшин, чтобы наполнить большой кубок. Борф почти вырвал кубок из рук Ругена, так что капли вина упали на постель. Он пил, как человек, умирающий от жажды. А потом опустил кубок и глубоко вздохнул, закрыв глаза. И стал ждать, когда придет привычное успокоение.

Но успокоение не приходило.

Но это же был просто сон! Ведь он даже не может толком вспомнить, что он видел! Всего лишь сон. Однако бывает же, что сны посылаются как предостережения… Король снова поднял кубок — и опять увидел свои лишенные Колец пальцы. Ему это не почудилось!

Кольца исчезли!

Значит, Алдита действительно приходила, чтобы предупредить его, предостеречь.

Он швырнул кубок в темноту и бросился на Ругена. Камердинер испуганно отшатнулся, но король схватил его за рубашку и подтащил к себе. Руген потерял равновесие и упал на колени, цепляясь за простыни, чтобы не растянуться на полу.

Борф придвинулся к самому лицу слуги.

— Где Великие Кольца? — Он встряхнул Ругена почти с прежней силой. — Если ты немедленно мне не ответишь, ты — покойник! Где мои Кольца?

— Сир! Сир! Я их не брал!

Руген хватался за кровать, пытаясь высвободиться так, чтобы не поднять руки на своего господина.

— Тогда где они?

Винный дурман уже вылетел из головы Борфа. Возможно, он и проспал многое, но случившееся отрезвило его полностью — и, может быть, окончательно. Королю прекрасно было известно, на чьих пальцах должны находиться Кольца. И камердинер подтвердил его догадку.