Сергей Волков - Пастыри. Последнее желание

Лишь через полчаса «троллер», наконец, уткнулся колесами в бордюр напротив пустыря на месте разломанной гостиницы «Москва». Зава запер машину, включил сигнализацию, и они двинулись в сторону Китай-города, обливаясь потом и переругиваясь на ходу от полноты чувств.

Самым нищебродским местом на Солянке была старая церковь Всех Святых на Кулишках, смотрящая луковками куполов на Славянскую площадь. Расположенная совсем рядом со входом в длиннющую трубу подземного перехода, из которого можно было попасть на станцию метро «Китай-город», церковь эта, построенная в память о погибших в Куликовской битве воинах, с детства казалась Илье каким-то островком средневековья, осколком древней, допетровской Руси.

Его мама, большой любитель всяких историй про барабашек и полтергейсты, рассказывала, что тут при царе Алексее Михайловиче в 1666, дьявольском году происходили странные и страшные события. Завелся в богадельне при церкви невидимый говорящий дух, который избивал прихожан и даже священников, жутким голосом вещал какие-то апокалипсические пророчества, и только преподобный старец Илларион из Флорищевой пустыни молитвами своими сумел изгнать демона. Тогда и появилась в русском языке поговорка: «К черту на Куличики».

Эти самые Куличики встретили друзей гомоном и людской многоголосицей. У выхода из метро торговки нахваливали свои пирожки, мороженое и газеты. Чуть поодаль громко, в малороссийском стиле, ссорились между собой продавщицы семечек и вареной кукурузы. Сновали туда-сюда распаренные по случаю необычайной для сентября жары москвичи и гости столицы.

Нищих Илья заметил только на церковном крылечке – несколько невзрачных старушек с протянутыми руками и обреченно склоненными головами никак не походили на бригаду золотозубого.

Обойдя все окрестности, прогулявшись по Солянскому проезду до спортивного магазина и обратно, они остановились у столба с большой буквой «М» наверху.

– Ну, все? – Зава широко обвел рукой людскую толчею. – На Солянке – и несолоно хлебавши…

– Предчувствие у меня… – хмуро сказал Илья. – Хреновое такое предчувствие. Как будто мы пропустили что-то. Может, еще разок прошвырнемся? Посмо…

Договорить он не успел, оборвав себя на половине фразы, и молча развернул Вадима – смотри, мол.

Прямо к ним, беззаботно попыхивая синеватым сигаретным дымком, легкой походкой отпускника направлялся не кто иной, как золотозубый Федька-Саша. Бутылка пива в руке, печатка на волосатом пальце поблескивает на солнце, кожаная жилетка обтягивает небольшой животик…

– Э-э-э… Простите, вы ведь – Александр? – придумывать что-то было поздно, и Илья попросту притормозил собравшегося нырнуть в переход золотозубого.

– Не-е-е! – весело помотал тот головой, даже не взглянув на Илью. – Ты ошибся, братан.

– У нас к вам дело, – нисколько не смутился Илья. – Видите ли, наш друг… Он пропал… А сегодня я вроде бы его видел… На Парке Культуры, у церкви. Вы его вместе с другими в машину посадили и увезли…

Федька-Саша мгновенно перестал улыбаться, резко повернулся к напряженно застывавшему Илье, быстро ощупал взглядом его лицо, потом – Вадика, циркнул слюной на парапет подземного перехода:

– Ты уверен?

Илья, у которого после взгляда золотозубого появилось сильное желание умыться, молча кивнул, а Зава негромко добавил:

– Он – одноклассник наш, вместе росли. Константин Житягин. Вы его знаете?

Обладатель кожаной жилетки и печатки поставил бутылку с пивом на заляпанный гранит парапета, сунул в горлышко недокуренную сигарету, улыбнулся, цокнул языком:

– Хэ! Бывает же… Вот радость родственникам! А то, понимаешь, государству они не нужны, никому не нужны, только мы их содержим, заботимся, только наш Фонд… Пошли, парни, у нас тут общага рядом. Там своего Костю и увидите. Пошли, пошли! Вот повезло-то, а? Бывает же…

Не переставая говорить, Федька-Саша потащил их куда-то во дворы слева от церкви. «Надо же – и триста лет назад тут была богадельня, и сейчас…», – подумал почему-то Илья, входя следом за золотозубым в мрачный узкий дворик, над которым нависал, словно Голиаф над Давидом, исполинских размеров серый домина.

– Вот туточки мы и живем… Тут общежитие нашего Фонда милосердия и заботы, ФМЗ сокращенно. Вот сюда проходите… – частил цыганистый, открывая обшарпанную дверь на торце двухэтажной пристройки.

Дальше они шли темными коридорами, наполненными запахом протухших овощей, который в свете тусклых редких лампочек, казалось, материализовался в виде пыльных тенет под желтым потолком. Где-то за стеной бубнили неразличимые басовитые голоса. Пару раз им навстречу попадались крикливые стайки разномастных ребятишек, явно беспризорнического вида и поведения.

В какой-то момент Илье показалось, что стены коридора странно поплыли, а все прямые линии, очерчивающие углы, пол и потолок, начали расслаиваться, множиться, дробиться… Он тряхнул головой, несколько раз зажмурился, и наваждение исчезло. Правда, неожиданно наступила подозрительная тишина, басовитые голоса и городской шум утихли, и даже звуки шагов теперь слышались, как сквозь беруши.

Наконец, Федька-Саша открыл железную дверь и завел Илью и Заву в крохотную комнатку – стол, стул, засаленный диван и занавешенное окно.

– Ща, погодьте, я приведу… – невнятно сказал провожатый и канул за дверью.

– Да-а, ну и дыра… – протянул Зава, брезгливо присматриваясь к дивану. – Ты знаешь… По-моему, по дивану кто-то ползает…

– А ты что хотел увидеть? Апартаменты класса люкс? – Илья достал сигареты, поискал глазами пепельницу, но не нашел и спрятал пачку обратно в карман.

– Ну, люкс – не люкс, а все же…

– Да радоваться надо, что Рама сюда попал, в этот Фонд. Тут он хоть одет-обут, накормлен и ночует под крышей. А что попрошайничать заставляют – по-любому это лучше, чем кувалдой на морозе махать. Слышал же, что этот жук говорил: «Их, беспамятных, в больнице держат месяца два-три, вдруг родственнички объявятся, а потом – за ворота. Бюджет у нашей медицины нынче мизерный…»

– А ты верь ему больше, – Зава прошелся по комнате, выдвинул стул на середину, присел на краешек. – Так он тебе и расскажет, сколько они, цыганские морды, врачам заплатили, чтобы больных по папертям гонять. Ну ничего, сейчас Костю заберем, помоем, переоденем и – к родителям. Надо только их подготовить как-то…

– Само собой… – Илья кивнул, снова достал сигареты и шагнул к окну, намереваясь покурить в форточку. – Вера Семеновна на сердце жаловалась… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Гляди, что ЭТО?!

За отодвинутой Ильей занавеской действительно обнаружилось самое заурядное окошко с форточкой и здоровенным алоэ в жестяной банке в углу подоконника. Но вот за окошком…