Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Два десятка вызволенных из неволи Пестователь признал лестками и ввел в собственную дружину, которая теперь насчитывала уже пять сотен верховых. Из завоеванных земель Пестователь забрал только лишь шестьсот невольников, в основном, женщин и детей. Их он решил подарить Палуке, чтобы тот заселил Палуцкую Землю, столь сильно пострадавшую от нашествия Барнима. У него осталось около двух сотен поморцев, он подарил их Нору и его дружине, чтобы норманны ушли на Дрвець и там, по другой стороне Висулы крепили границы его державы.
С огромной толпой предназначенных для Палуки невольников сложно было быстро двигаться к реке Нотець, потому армия Пестователя тащилась очень медленно. А медленно шли все еще и потому, что с концом месяца Кветень началась чудовищная жара, которая ускоряла рост трав, но затрудняла марш.
Как раз в это время прибыл к Даго гонец от Херима с радостной вестью о том, что Гедания родила Пестователю сына, но сама умерла родами.
— Так у меня появился наследник! Великан! — воскликнул Даго.
И ни единой слезинки не проронил по Гедании, поскольку не желал ее как женщины. Гонец с подробностями рассказывал, как Херим приказал торжественно сжечь тело Гедании, а над кострищем невольные люди насыпали высокий княжеский курган. Дитя же было здоровеньким, сильным и крупным. Херим лично выбрал для него кормилицу с наполненными молоком грудями. Под самый конец посланник признался Даго, что мало кто оплакивал смерть Гедании, так как была она жестокой и суровой, в особенности, к ворам и насильникам, а таких среди полян было много.
Марш ускорили, ибо Даго желал увидеть своего сына-великана, поднять его вверх и дать ему имя.
— Как мне его назвать? Какое дать ему имя? — спросил Даго у воинов на какой-то стоянке.
Те молчали, поскольку никакое имя не казалось им достаточно достойным потомка Пестователя. И тогда сказал Даго:
— Дам я ему имя: Лестк. Ибо, разве есть что-то более благородное и великолепное, чем стать лестком, защитником свободы нашей? Разве не на лестках опираются наши держава и армия?
А поскольку обращался он к более, чем пяти сотням лестков, в ответ услышал только радостный гвалт и удары мечами по щитам. Воины посчитали, будто бы Даго Господин и Пестователь захотел их этим выделить и облагородить. Слово «благородный», впрочем, все чаще использовалось, чтобы отличить людей, которые имели право называться лестками и носить белый плащ. Иногда про таких прямо говорили: «шляхетные» или «шляхтичи», что выходило на то же самое[17].
И вновь наступил очень жаркий полдень, армия Пестователя и невольники остановились на дневку, хотя всего пять или шесть стаяний отделяло их от прохладной реки Нотець. Только и лошади, и пешие люди были обессилены. Лишь жеребец Даго не давал познать по себе трудов перехода. Потому-то Даго и отправился один к реке, чтобы сбросить с себя одежду и выкупаться в холодной воде. Он приказал после недолгого постоя идти по своим следам, где он будет ожидать всех на берегу.
Воды Нотеци уже опали после весеннего разлива, подмывая невысокий обрывистый берег, поросший густым лесом. В реке лежали кроны громадных дубов, которые корнями цеплялись в обрыв. Между этими упавшими в реку деревьями был виден намытый водой гравий и полный камней песок. Вот в таком месте и решил выкупаться Даго; он спустился вместе с Виндосом с обрывистого берега, разделся и всю свою одежду, оружие и даже Священную Андалу повесил на луке седла. Он ведь опасался того, что пока сам он будет наслаждаться купанием, кто-нибудь сможет своровать оружие и одежду, но вот Виндос отличался тем, что никто чужой не мог приблизиться к нему без угрозы быть растоптанным копытами.
Вода оказалась весьма холодной, хотя весеннее солнце и пригревало. Устав плавать, Даго уселся в кроне наполовину затопленного в реке дуба и с удовольствием чувствовал, как переливается по его ногам вода, в то время как сверху жарит солнце. И так он погрузился в эту негу, что когда поглядел вдруг на берег, то не увидал на нем Виндоса. Жеребец спрятался в лесу, что могло означать лишь одно — приближался кто-то чужой. Так что Даго — совсем голый — выскочил на каменистый речной берег. А в этот самый момент где-то около двух десятков вооруженных всадников выехало из леса, они спустились по обрыву на берег реки и окружили Даго, не давая ему возможность сбежать в воду. Два десятка наконечников пик нацелились ему в грудь и спину. А из леса выезжали все новые и новые воины, среди них — пара мужчин в белых льняных плащах, с павлиньими перьями на шлемах, в блестящих панцирях и железных наголенниках, с продолговатыми тевтонскими щитами.
— Эй, человек! — закричал по-склавински один из этих богато вооруженных рыцарей. — Покажи нам брод через реку, в противном случае ты умрешь.
— Не знаю я брода, — ответил ему Даго. — Я не здешний.
— Тогда откуда ты?
— Издалека, господин. Так же, как и ты.
И тут охватила Даго злость, что по причине собственного безрассудства позволил он схватить себя, голого, на берегу реки. А еще он злился потому, что начитал более сорока этих чужих всадников. По какому праву вступили они на его земли? Кто они были такие? К какой цели направлялись? А еще больше злился он, вспомнив о том, что всего лишь в десятке стаяний стояли его лестки, которые этих чужаков могли бы разнести по кусочкам.
С обрыва съехал второй богато одетый воин. Глянув на его лицо, Даго сразу же догадался, что это женщина.
— У него красивое тело, Фулько. И какое большое мужское естество! — сказала она на языке тевтонов.
Даго изящно поклонился и обратился к ней на том же языке:
— Благодарю тебя, госпожа, за комплимент. Вот только естество от холодной воды съежилось.
Тут крикнул человек, названный Фулько:
— И кто это ты, знающий язык тевтонов? Говори, как зовешься и что ты здесь делаешь.
— Ты, господин,