Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Официально, — резкий, неуместный сейчас голос врывается в мысли, — об этом будет объявлено позже. Когда придут вести из Дун Эйдина от парламента или вашего брата. Или кого там еще… Я узнал другим путем.

Да что же он, не понимает… она прощается, пытается попрощаться, пытается найти, с кем…

— Ваше Величество, я оставил бы вас наедине с горем, но вы не можете себе этого позволить. Вы королева.

Мария смотрит не на господина адмирала каледонского флота, а на его спутника. Сама не знает, зачем — не может же он, юноша, намного младший по положению, остановить графа. Не может, к сожалению. И… наверное, не хочет. Королева ежится под прозрачным зеленоватым взглядом, холодным, как ручейная вода по осени. Он просто смотрит из-под ресниц, опустив голову — и видит в ней королеву. Королеву.

— Я слушаю вас, граф, — говорит та, кого видит мальчик.

— Ваше Величество, я пришел, чтобы присягнуть вам на верность, — а в голосе что-то еще. Будто он не уверен. Или хочет сказать больше, чем говорит.

— Я приму вашу присягу, разумеется, — вздыхает Мария.

Все это какие-то игры, в которые играют и граф, и кузен Валуа-Ангулем, и половина ее свиты… младший Арран играл и доигрался. Так часто появляются люди, так быстро исчезают. Политика. Война. Интрига. Заговор. Измена. Переворот. Покушение. Любимые слова всех этих господ и дам. Они следят и доносят, перешептываются за спиной, обманывают… и так всю жизнь, сколько бы Мария ни старалась быть не заговорщицей, а королевой. Низкие души — им интересно лишь все приземленное; ни вера, ни искусство, ни наука не трогают их. Болото, проклятое болото.

— Ваше Величество, — вдруг резко говорит Босуэлл, — вам нельзя здесь оставаться. Ни в Орлеане, ни в Аурелии. Сначала еще один траур, а потом вас просто постараются запереть. Не в монастырь, так куда-нибудь еще. Вас не выпустят — вы слишком важная фигура, и ничего не дадут делать. А вы — наша королева.

Да, наверное, так и будет. О монастыре говорил Людовик еще в первый месяц ее вдовства, а Маргарита говорит каждую неделю. Об этом предупреждал кузен. Ее запрут, просто запрут — в монастыре, в дальнем замке, или здесь, во дворце, под надзором. Уже навсегда. Ничего не будет — ни танцев, ни охот, ни игр, ни бесед с учеными и поэтами, только беленые стены кельи, скудные свечи и молитвы… десять лет подряд, двадцать, пятьдесят — а она еще так молода.

И королева. Не сирота и вдова в чужой стране — а королева. Вот этим двоим, готовым служить ей. И целой огромной державе. Королева по праву крови, последняя из рода Стюартов. Нет, Людовику не удастся посадить ее в тесную клетку. Хватит и того, что по милости его бесплодной жены она стала чужой в стране, в которой выросла…

— Что я могу сделать, граф?.. Я ваша королева. Но я в плену…

— То, что может сделать любой пленник при наличии отваги, ума, удачи и верных слуг. Бежать. Ваше Величество, вы известны своей набожностью. Если вы захотите провести самую строгую часть траура в одном из монастырей под городом, этому никто не удивится и такое решение многих обрадует. Вас не заподозрят, потому что до сих пор вы строго соблюдали все мыслимые приличия. А вашего сердца они не знают. Не знают, что вы поступали так из чувства долга, а не потому что неспособны представить себе ничего иного. Вас выпустят. А дальше останется найти даму вашего роста, достаточно похожую, чтобы заменить вас. Все остальное готово. Есть деньги, есть бумаги, лошади ждут в условленных местах до самой Арморики. На трех разных дорогах. И ждет корабль.

— Это невозможно! — шепотом восклицает Мария. — Это… вершина неприличия.

— Вершина неприличия — это клетка. В которой вы окажетесь, Ваше Величество.

— Я не могу путешествовать с вами, господин граф. Я королева.

— Но со мной будет путешествовать не королева, Ваше Величество — как вы могли о таком подумать? Со мной будет путешествовать… курьер вашего канцлера, Эсме Гордон, вот этот молодой человек.

— А в монастырь, — смеется Мария, — вместо меня поедет этот молодой человек?

Граф смотрит на своего спутника…

— А почему бы и нет? Я думаю, что из него выйдет прекрасная дама в трауре. И он как раз вашего роста.

Оказывается, у молодого человека на носу веснушки. Сейчас это очень заметно. Как и у самой Марии, только ей приходится отбеливать кожу, а юному Гордону это совершенно не нужно…

И бледнеет он похоже — и очень смешно. Так смешно, что нельзя удержаться.

— Граф, вы опасный человек.

— Мне это часто говорят, Ваше Величество.

— Что произойдет, если я соглашусь на ваше… возмутительное предложение?

— Через месяц, когда мы уже высадимся в Лейте, этот юноша раскроет свое истинное положение и ваша свита отправится следом за вами. Вы же займете трон и принесете Каледонии мир и процветание.

— Граф… вы уговорите Сатану покаяться.

— Тогда Господь меня наградит, — смеется этот наглец.

— Хорошо. Я согласна, — встает королева.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — кланяется граф. — Через несколько дней я еще раз приду к вам со скорбной вестью. Предупредите своих Мэри и остальных, кого пожелаете взять с собой в монастырь. У нас будет не слишком много времени на подмену. А сейчас позвольте просить отпустить нас.

— Вы можете идти, граф… и я всегда рада вас видеть. Вас и вашего спутника.

Спутник кланяется, прикасается губами к воздуху над рукой. Мария улыбается ему, приподнимает голову за подбородок и целует в нос. Удивительно милый юноша слегка краснеет и опускает глаза.

— Благодарю, — тихонько говорит она. — Я не забуду о том, как вы поможете мне.

Господин граф оказался не только умен, но и предусмотрителен. Мальчик, конечно, был почти подходящего роста и сложения — но все же он оставался и мужчиной, и подростком. Его одежда королеве не подошла бы. Поэтому граф сводил молодого Гордона к портным — и присягать своей госпоже тот уже явился в новом платье. Портному было заплачено втрое, как и полагается, когда человек должен быстро сделать двойную работу и держать рот на замке.

— Ваше Величество, — ахает фрейлина.

Да, есть чему изумиться. Она давно, еще с отрочества, привыкла выслушивать, как ей к лицу мужское платье — королева считала, что на охоте дамские наряды только мешают. Действительно к лицу. Многие были бы смешны и нелепы в таком наряде, но она высокая, стройная и длинноногая. Очень хорошо.

Волосы надежно удерживаются шпильками, убраны под сетку и шляпу. Молодой мужчина стоит перед зеркалом, закалывает воротник рубахи булавкой с камеей, надевает перчатки с широкими раструбами. Новый дорожный костюм, серый с зеленым, скромно отделан серебряным шнуром и отлично годится для молодого всадника.