Вера Камша - Довод Королей

Вернувшийся с границы, известный своей любвеобильностью не меньше, чем храбростью, вертопрах подцепил хорошенькую куртизанку. Что может быть естественней?! Онорина искренне хохотала над немудреными шутками кавалера, с детской непосредственностью облизывала пальцы, то и дело прижимаясь пухленькими ножками к новоявленному приятелю, и, кажется, совсем не думала о том, что им предстояло ночью.

Когда на ратуше пробило восемь, Рито бросил трактирщику аур, чем поверг беднягу в сладостный столбняк, и, обняв подружку за талию, повел к выходу. От харчевни до Парчового переулка было всего ничего. У входа уже вовсю горели большие оранжевые фонари, зазывая тоскующих по женским ласкам. Возле двери Рафаэля окликнул кто-то из прихвостней Вилльо, но не зло, а весело, и мириец шутливо отсалютовал ему кошельком. Онорина постучала, дверь распахнул дюжий детина в оранжевой тунике, расплывшийся в улыбке при виде богатого и знатного гостя. Рафаэль кинул аур и ему, заявив, как он рад вернуться с проклятых гор, где только медведи и эскотцы, в славный город Мунт. Осчастливленный вышибала низко поклонился, сидящие в круглом зале вокруг вызолоченного фонтана полуодетые девицы деловито оглянулись, но, увидев Онорину, не стали тратить времени. Жизель не приветствовала, когда ее крошки отбивали кавалеров друг у друга.

Рито и Нора поднялись на третий этаж, где у девушки была небольшая спаленка, обтянутая ядовито-зеленой тканью. Только здесь Онорина вспомнила, для чего они пришли. Она захотела что-то сказать, но Рито решительно зажал ей рот поцелуем, а затем, шепнув: «У нас еще прорва времени, надо же его чем-то занять», – задул огонь. Нора, впрочем, и не подумала сопротивляться. Нельзя сказать, что она так уж сильно любила свою работу, но красивый и веселый мириец ей нравился, да и вечер надо было убить.

Через десятинку старая ведьма Виолетта, состоящая в приближенных Жизели, оторвала ухо от потайной щели и вздохнула с облегчением. Приятель горбуна заявился в гости по той же причине, по какой к ним каждый вечер приходят десятки мужчин. Правду сказать, Кэрна доселе не баловал их своим вниманием, Виолетта слыхала про отношение мирийца к их делу, но, видать, красавчик на эскотской границе изрядно заскучал. Онорину он подцепил в городе, а та уж затащила гостя сюда. Еще влюбится, дура такая, и наболтает лишнего. Хотя девка глупа, как зарезанная курица, и годится только для одного. Утром нужно будет ее хорошенько расспросить, если черноглазый красавчик повадится в Парчовый, нужно будет перевести Марию в другое место. Береженого и судьба бережет.

Виолетта не одобряла жадности Жизели. Дела у них и так шли отменно, а влезать в дворцовые интриги дело опасное, можно и головы недосчитаться. Конечно, герцог Ларрэн платит, и платит отменно, но всех денег не заработаешь. Старуха почти хотела, чтобы дружок Александра повел себя подозрительно, тогда она бы смогла уговорить Жизель избавиться от опасной узницы. Но, похоже, мириец не собирается совать нос куда не надо...

2887 год от В.И.

21-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Если бы в этом подвале было хоть какое-то окошко, пусть самое маленькое! Но его не было, а была чадящая печурка, стол, стул, две кровати и множество тараканов, которые вызывали у Жаклин не меньшее отвращение, чем ее надсмотрщица. Мадлен уже вышла из того возраста, чтобы находиться наверху, идти ей было некуда, и она, как могла, отрабатывала у Жизели кусок хлеба, глоток вина и крышу над головой, не забывая по привычке густо размалевываться и поливать себя дешевыми благовониями, вызывающими у Жаклин тошноту. И к тому же она была болтлива и нахальна.

Некогда принцесса Гаэльзская и жена наследника престола, а ныне пленница герцога Ларрэна, опустив голову, слушала трескотню подвыпившей бабищи, со смаком пожирающей двойной ужин. Есть Жаклин не хотела, заточение в душном подвале и общество Мадлен напрочь лишали аппетита. Девушка молча рассматривала свои руки, время от времени кивая головой и повторяя про себя сочиненную ночью балладу о прекрасном рыцаре. Прошло больше кварты, как дочь Рауля ре Фло передала кое-как нацарапанную записку одной из девиц, проявившей к ней участие. Нора была за что-то наказана, у нее отобрали на три дня выходные платья и отправили помогать на кухне, а Мадлен как раз где-то разжилась царкой и уснула сразу после ужина. Когда темноволосая пышка с заплывшим от удара глазом пришла за посудой, Лина рискнула ее окликнуть, и они разговорились. Мадлен громко храпела, как никогда напоминая спящую свинью, а дочь Короля Королей, дрожа, умоляла продажную девку сначала добыть ей перо и бумагу, а потом передать письмо герцогу Эстре.

Это было безумием, но Жаклин уже перешла грань страха. Фляга царки, попавшая в жирные и грязные лапы Мадлен, показалась девушке знаком свыше, и она рискнула. Что ж, хуже, по крайней мере, не стало. Если Нора не исполнила ее просьбу или Александр не счел возможным вмешаться, ее хотя бы не выдали.

Надсмотрщица все зудела, похоже, она была на кого-то или на что-то ужасно обижена, но Жаклин изо всех сил старалась не думать о ней, уплывая в свои выдумки. Когда-то она любила мечтать, сидя на окне своей спальни во Фло, откуда был виден сад, кусочек реки и поля, тянущиеся к Флосскому лесу. В небе кружили птицы и плыли облака, вода в реке блестела или становилась темной, и в ней отражались далекие зарницы... Однажды Александр Тагэре принес ей раненую выдру, зверек прожил в замке два года, потом ушел. Неужели Сандер ей не поможет, хотя, скорее всего, его нет в Мунте. Он не любит столицу, и она его понимает, да и на границе столько дел... Но рано или поздно он приедет, только бы Нора не забыла о своем обещании и не потеряла письмо.

Святой Эрасти, но почему тут нет окна? Пусть оно выходит в любой загаженный двор, пусть в него можно увидеть лишь забор и ноги в грязных сапогах, она согласна. У нее нет больше сил смотреть на унылые стены, по которым важно разгуливают ничего не боящиеся тараканы. Жаклин брезгливо передернула плечами, заметив рыжего и усатого нахала, примеривающегося к валяющимся крошкам. Мадлен ест так неопрятно, а она, она не может заставить себя прикоснуться к испачканной этой жуткой бабой посуде.

– ...было время, я приводила к себе по десять нобилей за ночь, они дрались из-за меня, – гудела толстуха, не забывая громко чавкать и размахивать вымазанными в подливке лапами, – я ей приносила по двадцати ауров в день, а она мне и арга не дает. И еще заперла в подвале с полудохлой кошкой! И когда только я от тебя избавлюсь?

Стук в дверь прервал ворчанье надсмотрщицы. Мадлен торопливо пихнула тарелку к Жаклин. Если это Жизель или Виолетта, ей не поздоровится. Они берут деньги за то, что прячут пленницу, а не за то, что морят ее голодом. Конечно, пожалуйся Жаклин Виолетте, ее наверняка бы избавили от Мадлен, но зато стали бы заставлять есть или придумали что-то еще. Девушка покорно придвинула к себе тарелку и даже, брезгливо вздрогнув, коснулась рукой грязной ложки, равнодушно наблюдая, как надсмотрщица, тряся жирными боками, прошествовала к двери, взялась за ключ, но вспомнила, что должна проявлять осторожность.