Вера Семенова - Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания

Пальцы гвардейца напоминали железо наручников. Он даже не стал заворачивать ей руку за спину, будучи уверенным, что девчонка и так никуда не денется.

От полного краха их плана Гвендолен отделяла всего лишь минута. Тело крылатой, двигающееся гораздо быстрее человека, само собралось вывернуться из жесткого, но довольно примитивного захвата, а вторая рука потянулась к потайным ножнам. Со стороны это выглядело так, будто девушка в ужасе стала оседать в обмороке на пол, схватившись за сердце. Но в последний момент перед ней встало перепуганное и искаженное лицо Логана, по щекам которого катились слезы. "Если для дела нужно, чтобы мы предстали в виде перепуганных книжников…"

Гвендолен опомнилась. Некоторое время она волочилась по полу за гвардейцем, грубо вздернувшим ее на ноги у самых дверей. Потом она постаралась что-то сделать с лицом — выражение страха далось ей не сразу, но впрочем, особенно на нее никто не смотрел. А когда гвардеец впихнул ее в кабинет этажом выше и толкнул вперед, профессионально грубо вывернув руку и сапогом ударив по щиколотке, ей уже не надо было притворяться перепуганной. Сердце застучало в горле, словно вырываясь наружу. Прямо на нее смотрел сидящий за длинным дубовым столом человек, чье лицо она каждый день представляла себе до каждой черточки и кого она видела так близко всего лишь второй раз в жизни.

Вице-губернатор Баллантайн подался вперед всем корпусом. Наверно, его удержала похожая сила, что несколько минут назад отвела пальцы Гвендолен от почти вытащенного кинжала. Его лицо сделалось совершенно каменным и абсолютно непохожим на себя.

О Эштарра, как никогда в этот момент упавшая на пол и скривившаяся от боли Гвендолен Антарей верила в твое покровительство. этот момент упавшая на пол. бя. оем, что совершенно не вязалось с его постоянно меняющимся и живым взглядом. вного захвата, а Ведь только ее богиня могла выдернуть заколку из туго стянутых волос, чтобы они рассыпались и упали на лицо, полностью скрывая его от посторонних глаз. Если бы кто-то увидел ничем не скрытый, рвущийся наружу, отчаянный восторг на ее лице, не ждать добра ни ей, ни так некстати его вызвавшему сьеру Эберу ре Баллантайну. Он хотел ей помочь! Он узнал ее! А даже если и не узнал — он с трудом удержался, чтобы не поднять ее с пола! И даже если бы он поступил бы так с любой несчастной затравленной толмачкой, брошенной перед ним на колени — Гвендолен гордилась, что думала о нем все это время. Он стоил того, чтобы о нем думать. И того, чтобы стерпеть боль в лодыжке. Гвен слегка пошевелила ногой. Перелома нет — и хорошо, и жаль. Наверно, надо было все-таки закричать или заплакать, но уже поздно. Пусть думают, что у нее язык отнялся от ужаса. Она так и не поднимала головы — нельзя, пока не стерлась до конца раздирающая губы, переполняющая ее до краев торжествующая улыбка.

— Вот эта, досточтимые сьеры, — кратко сказал гвардеец.

Склонившаяся до пола Гвендолен услышала голос, не слишком напоминающий Энгинна, но подражающий всем его интонациям:

— Зачем ты приволок ее сюда? В Доме Провидения разобраться с ней будет гораздо удобнее.

— Смею обратить ваше внимание, сьер Ноккур, что только канцелярия губернатора выносит решения по преступлениям, совершенным ее служащими, — голос Баллантайна прозвучал бесцветно, но настолько холодно, что заменяющий Энгинна не сразу нашелся с ответом.

— Высокородные сьеры, — вступил в разговор третий голос. Он говорил на круаханском с тем мягким слащавым акцентом, который присущ только валленцам. — Позвольте мне выразить свое недоумение. Согласно полученным сегодня утром из канцелярии бумагам корабли концессии наконец-то подняли паруса и вышли в море. Позволю себе заметить, после двухнедельной, ничем не оправданной задержки. И если бы не мое безмерное к вам уважение, сьер Баллантайн, мне могло бы прийти в голову, будто вы нарочно оттягиваете наше отплытие по непонятным мне причинам. Тем не менее, три первых корабля снялись с якоря, но дежурившая в порту достопочтенная стража пыталась воспрепятствовать нашему отплытию. Вплоть до того, что на них не подействовали грамоты из вашей же канцелярии, и моей охране пришлось обнажить мечи! — Валленец слегка передохнул, справляясь с дыханием. — Теперь я присутствую при каком-то странном разговоре, если не сказать допросе, и беру на себя смелость утверждать, что мой скромный разум отказывается вмещать подобные вещи.

— Ваши корабли вообще не должны были выходить в море! — внезапно зашипел тот, кого называли Ноккуром. — Канцелярия не могла выдать такой грамоты.

— Полагаю, я ослышался, сьер Баллантайн? — изящно осведомился валленец. — Не стоит ли на Хартии о торговой концессии подпись его светлости губернатора?

Гвендолен рискнула посмотреть в щелку между прядями. Эбер поднялся из-за стола и неожиданно показался ей еще красивее, чем она считала его обычно. Глаза чуть прищурились и засверкали холодным голубоватым пламенем.

— Собрат мой Ноккур, — сказал он с исключительной интонацией, в которой ирония настолько переплелась со словами, что выделить ее было невозможно. — В данный момент за торговые связи с Валленой отвечаю я.

— Мой лорд Корнелиус, — продолжал он с легким поклоном в сторону валленца, теперь уже на его языке, почти безупречно, только немного быстро, проглатывая некоторые звуки, — от канцелярии и себя лично приношу извинения за испытанные вами неудобства. Льщу себя надеждой, что данное недоразумение скоро выяснится, и мы сможем доставить вам необходимые пояснения. От своего лица выражаю искреннее удовлетворение, что начало концессии наконец-то положено. И не смею больше вас задерживать, учитывая, насколько бурным было для вас это утро.

Валленец поднялся — Гвендолен показалось, что это тот самый посол, что выступал на Конклаве — и совершив многоэтапный валленский поклон, церемонно двинулся к выходу. Ладонь у него была замотана какой-то бурой тряпкой — видимо, не только его охране пришлось браться за мечи.

— Это уже слишком, Эбер! Ты за это ответишь!

— Чего вы добиваетесь — чтобы Валлена отозвала свое посольство?

— Ты зарываешься, Эбер! Клянусь Провидением, ты считаешь себя безнаказанным? Не притворяйся, будто не знаешь, какой приказ было велено отослать сегодня утром на корабли концессии.

— Разумеется, знаю, — Баллантайн пожал плечами, снова опускаясь в свое кресло в конце стола. Он опустил ресницы, и сияние глаз постепенно погасло. Гвендолен показалось, будто в кабинете резко потемнело. — Это был приказ оставаться в таррском порту до конца новолуния. Я сам просил передать его Герминарду для переписи, — он кивнул на лежащий на столе свиток…