Лев Власенко - Настоящие люди

            — Нельзя, чтобы сыроедов предупредили, — прорычал Умка.

            Элгар потянулся за луком, старый медведь без слов понял воспитанника и выпрыгнул за борт. Он поднял фонтан брызг, но вода не доставала ему даже до пояса. Примеру Умки с запозданием последовали остальные. Схватившись за борт, великан двинулся к берегу, увлекая за собой облегченное судно. Когда к нему присоединились другие мужчины и начали толкать байдару — она полетела по волнам быстрее, чем на веслах.

            Элгар поднял лук и устроился на носу. Земля стремительно приближалась, инук уже бросили снасти и схватились за оружие. Зазвенела тетива, стрела просвистела в воздухе, один из суетящихся на берегу мужчин вскрикнул и упал. Рука Элгара метнулась к колчану. Одну за другой, он прикладывал стрелы к тетиве, и навскидку спускал их. Перед глазами сверкали бусинки поднимаемых брызг, медный напульсник на руке Элгара нагрелся от ударов тетивы…

            Нос лодки ударился о берег, и юноша спрыгнул на твердую землю.

            — Всех! — изумленно воскликнул Омрын.

            — Да твой мальчишка стрелами траву срежет! — восхищенно выдохнул Рыгрин.

            Другие мужчины тоже стали в голос восхищаться мастерством лучника. Из четырех рыбаков-инук ни один не стоял на ногах. Двое погибли на месте: стрелы угодили им в голову и в шею. Один бился в предсмертной агонии, зажимая покрасневшими от крови руками живот, еще один пытался отползти вверх по склону, неуклюже волоча раненную ногу. Элгар подскочил к нему и резким движением вогнал в его горло стрелу, тут же дернув ее назад. Раненый издал протяжный хрип, в его пробитой гортани забулькала кровь. Чавчу недовольно заворчали, у них не принято было сразу добивать врагов. Умка похвалил воспитанника.

            — Все верно сделал, — прогудел он. — Некогда с ним возиться…

            — Жаль, — заметил Рыгрин. — Видно храбрым был воином, не кричал совсем.

            Элгар пожал плечами. Жизнь окончательно покинула тело рыбака и его легкая, отважная душа вороном взмыла к стальному небу.

            — Вам еще будет, кого замучить сегодня, — тихо сказал юноша.

            Всем убитым мужчинам перерезали горло и положили их тела лицами в землю, чтобы они никогда больше не увидели солнечный свет. Элгар жадно следил за растекающимися по гальке липкими темно-красными лужицами. Пока кровь рыбака застывала на его пальцах, юноша едва сдерживался, чтобы не облизать их. У него внутри все дрожало, ликовало в предвкушении предстоящей резни. Это волнение не укрылось от Умки.

            — Разделимся, — сказал он. — Элгар и Тиркыет, останетесь стеречь байдары.

            — Да ты что, Умка?! — возмутились луораветлан. — Кто идет в сражение, оставив лучший лук дома? Пусть твой парень будет с нами!

            — Я сюда не лодки сторожить пришел! — крикнул Тиркыет.

            Умка сильно толкнул его в грудь, так что беглый раб чуть не упал.

            — Будешь делать, что я говорю, иначе отправишься на корм к своему Черноликому богу, — сказал великан.

            — Ты сильнее, — опустив глаза, сдался Тиркыет, — тебе решать.

            Больше никто не решился спорить с вожаком.

            Поскольку все свидетели высадки были перебиты, луораветлан не торопились. Самого проворного мужчину послали в разведку, выгаданное время использовали, чтобы подготовиться к бою. Моряне надели панцири из искусно прилаженных дощечек, каждая из которых была обтянута оленьей кожей. Чавчу ограничились тем, что подвязали ремнями рукава и штанины, чтобы не запутаться в них во время боя. Самый громоздкий доспех был у Омрына: целиком из железных пластинок, блестящий, как рыбья чешуя, он не только прикрывал грудь, но и защищал ноги длинным, до самых колен подолом.

            — Погляди, ну и трус, — сказал Тиркыет, пока кавралин облачался в железо. — В такой скорлупе ему и не повернуться, где уж там врага бить!

            Омрын услышал его слова и нахмурился, но не ответил. Он и не собирался вступать с врагом в единоборство: единственным оружием торговца был лук. Элгар с интересом наблюдал, как Омрын прилаживает тетиву.

            Луки для оседлых жителей были излюбленным орудием ведения войны, любой луораветлан мог поражать цель за триста, а то и за четыреста шагов стреляя одинаково ловко и с левой, и с правой руки. У Элгара был отличный лук из лиственницы, усиленный китовым усом и для большей прочности оплетенный по спинке сухожильями. Выпущенная из него стрела с небольшого расстояния могла насквозь пробить лахтака. Но по сравнению с оружием Омрына он казался детской игрушкой. Лук кавралина был вдвое больше, с оленьим рогом посредине и толстой тетивой. Натянуть его можно было, только упершись в перехват ногой. Омрын с гордостью погладил свое сокровище и забросил его за плечо.

            — Нападем по моему сигналу, — Умка показал костяной свисток из оленьего позвонка.

            — Вы, чавчу, — кивнул он пришлым оленеводам, — будете набрасывать арканы на летние жилища инук и валить их. Как повалите — сразу копьями их дырявьте вместе со всеми, кто внутри.

            — Знаем, знаем, — проворчали гости из тундры. — Не в первый раз в бой идем.

            — Я отвлеку всех, кто успеет взять в руки оружие, — продолжил Умка. — Если повезет — прикончу их вождя. Омрын нас стрелами с возвышенности прикроет.

            Они дождались возвращения разведчика, который принес хорошую новость: стойбище инук было совсем рядом, часовых вокруг нет, а мужчины ушли и забрали с собой почти всех собак, которые могли почуять пришельцев и предупредить хозяев.

            — Даже жаль, что все так складно выходит, — пожаловался Умка. — Можем вождя не застать.

            — Перебьем его родных — пусть потом нас сам ищет, — сказал Омрын, который явно не горел желанием дожидаться возвращения мужчин-инук.

            — Верно, — согласился старый медведь.

            Напоследок каждый из воинов надел особый убор из волчьей головы, с дырками вместо глаз. Все шапки были богато украшены бусинами, ремешками и красными лентами. Там, где только что стояла группа людей появилась стая волков, вставших на задние лапы.

            — Налетим на них, как кэле, — хохотнул Умка, — пусть от страха разум потеряют.